– Оставьте меня!
Тень что-то забормотала, вытянув руки, а я заметалась под одеялом, сжала веки и снова закричала:
– Уйдите! Уйдите! Уйдите!
Вспыхнул острый, яркий свет, а затем грянул грохот – молния и гром. Человек чуть помешкал и выбежал. Я подождала, когда он уйдет, и только потом открыла глаза. Все было неправильно. Я считала себя мертвой.
Комната передо мной качалась в тумане, голова кружилась, но я смогла различить перед собой маленький табурет. На табурете стояла чашка, в которой дымилось что-то белое, лежал ломоть хлеба и нож…
Нож в груди сидел так твердо, словно вырос оттуда. Я вытянула руку, подобрала его, и некоторое время отстраненно, безо всякого интереса разглядывала, думая, не вскрыть ли себе вены.
Дверь распахнулась, сильные руки сжали меня, отобрали нож и снова уложили. Я ничего не видела, не понимала и могла только шипеть, как змея. Все, что чувствовала – это онемение, все, что слышала – тихая суета где-то поблизости, а вскоре – снова провалилась в темноту.
Странно, я была мертва, но мне снились сны. Теперь не о китах, гарпунах и разъяренных китобоях, которые хотели меня убить. Я не видела снов, которые говорили бы о моем будущем. Вместо этого мне снился голубой домик с желтыми ставнями, крыльцо с террасой, чашка с теплым чаем. Не ночные кошмары, порожденные лихорадкой, а радостные и счастливые сны. Я крепко сжимала веки и чувствовала любимые руки на своей коже, слышала смех Тэйна и забывала, что это сон и мы мертвы.
Сон таял, и я открывала глаза, чувствуя тошноту и слабость. Тело ломило, желудок выворачивало, кожа чесалась и горела. Мне хотелось только одного: закрыть глаза и снова вернуться туда, где нет боли, а Тэйн все еще жив.
Что мне делать? Куда идти? С кем встретиться? Нет ответа, ничего нет… Мир стал серым и пустым с острыми краями, яркими лампами и шипящими звуками, поэтому я снова закрывала глаза и засыпала. Мне было так хорошо, когда я спала.
В следующий раз, когда яркий свет пронзил мои веки, я попыталась пошевелиться, но руки оказались привязанными к кровати. Я медленно дышала и бессмысленно смотрела на свои руки, пока они не стали расплываться перед глазами. «Не думай ни о чем, Эвери. Мертвые не думают. Мертвые не чувствуют вину». Дверь отворилась, но я не повернулась и не подняла глаз. Тень приблизилась ко мне, остановилась у моих ног.
– Уходи прочь, – сказала я, слова вязли во рту.
– Я – капитан этого корабля, – сказала тень. – И ты не можешь мне приказывать.
– Уходи, – повторила я, по-прежнему не глядя на этого человека.
– Я спас твою жизнь, – заметил он. – Могла бы проявить хоть каплю благодарности.
Я готова была расхохотаться, но ни один мускул на лице не дрогнул. Вместо этого я перевела взгляд на лицо мужчины. В зубах он держал зажженную сигарету, над которой вилась струйка дыма. Это был тот самый человек из бара «Треска». Контрабандист.
– Как я здесь оказалась? – спросила я.
– Это ты мне скажи, – ответил он, нахмурившись. – Я плыл в Бостон, когда мой корабль атаковал обезумевший кит. Я позвал парней убить его, но когда они подбежали к борту, кит исчез, а вместо него в воде плавала ты.
Я вдохнула очень медленно, слушая его слова и разглядывая лицо.
– Это невозможно, – прошептала еле слышно. – Я умерла.
Его глаза на миг слегка расширились, но затем он спокойно добавил:
– Полагаю, на этот счет у меня несколько другое мнение.
С минуту он молчал, затягиваясь и выпуская едкий табачный дым.
– Что ты делала одна в океане?
Я отвела взгляд.
– Это как-то связано с тем, что твоя бабушка умерла? – продолжал спрашивать он. – И ее магия исчезла вместе с ней? Уж не потому ли затонули «Орлиное крыло» и «Модена»?
Он определенно издевался!
– Я гляжу, вы и так все знаете, – ответила я тихо. – Зачем тогда спрашивать, что случилось?
– Да я только это и знаю, и то потому, что об этом болтает чуть ли не каждый, – хмыкнул он. – Неделю назад шестеро крепких моряков вышли в море с девчонкой, которая, как она утверждала, не была ведьмой. И с тех пор никого из них не видели. Кроме тебя…
Никого из них. Никого… Его слова невыносимой болью отозвались в моем сердце.
– Ты их убила? – В его голосе не было и тени страха, только любопытство, хотя, похоже, ответ он и сам знал.
– Развяжите меня, – взмолилась я, но он покачал головой.
– Нет уж, мне не надо, чтобы ты что-нибудь тут сотворила с собой. Дурной знак, когда на корабле умирает женщина.
– Я и так мертва, – выдавила я, и на этот раз он пристально и довольно долго меня разглядывал.
– Да нет, жива пока, – наконец произнес контрабандист, и я истерически расхохоталась.
– Меня убили. Я видела об этом сон! Это моя судьба!
Смех оборвался, я невесело изогнула в усмешке губы – улыбка мертвеца.
– Я думала, что кто-то перережет мне горло или вонзит нож в сердце. Я не слишком переживала, потому что знала, что этому суждено случиться. Но я не представляла, что можно быть мертвой и по-другому. Не представляла, что тебя могут убить, даже не коснувшись.
Вспомнились слова: «Эвери, ты хоть понимаешь, чем должна пожертвовать?»
«Взял и разбил мое сердце, а когда я спросила его, рассмеялся и назвал глупой девчонкой».
«Они мертвы, и я тоже мертва. Это жестокое наказание для мертвеца: дышать, ходить, говорить, думать».
Да, Тэйн, я чувствовала, все чувствовала, и это было самое невыносимое.
Голоса шептали в моей голове, но я смотрела в лицо контрабандиста и улыбалась все шире, потому что знала – я права. Мой сон говорил правду с самого начала: Фрэнк Лерой убил меня, когда всадил нож в грудь Тэйна. И сон Тэйна говорил о том же, что выбора нет. Убили бы меня или он пожертвовал собой – безразлично. Никто из нас не выжил.
Контрабандист смотрел на меня, курил и усмехался. Он выдохнул дым, стряхнул пепел на пол, взмахнув сигаретой с тлеющим ярко-красным кончиком и, прежде чем я успела что-то понять, опустил ее и прижал к моей правой ступне. Кожа зашипела, я дернулась и закричала. Меня охватили недоумение и злость. Часто дыша, я напряглась и приготовилась к сопротивлению, правда, со связанными руками могла лишь свернуться калачиком. Он же и с места не двинулся, спокойно покуривая дальше.
– Что это было? – в ярости прошипела я.
– Ты не мертва, – преспокойно заметил он. – Мертвые девушки не подпрыгивают от ожогов.
Недобро сощурив глаза, я смотрела на него. Дыхание стало мелким и частым.
– Я не хочу проявить неуважение и говорить, что тебе не из-за чего убиваться, – пояснил он, глядя на меня без малейшего смущения. – Но пока ты у меня на борту, тебе не удастся ничего с собой сотворить. Ты будешь есть, набираться сил и, в конце концов, оставишь свои иллюзии.
