Он снова затянулся, бросил окурок на пол и раздавил сапогом. Потом открыл дверь каюты и на миг задержался на пороге. Оглянувшись, посмотрел на меня жестким, оценивающим взглядом.
– Может, ты и была мертва, девочка, – произнес он негромко. – Но сейчас ты жива.
Он вышел, а я отвернулась к стене и попыталась заснуть. Жаль, что сон пришел не скоро.
В следующее мое пробуждение я обнаружила, что кто-то позаботился обо мне: мои руки были развязаны, а на табурете дымилась чашка с бульоном. Хоть я и не помнила, когда ела в последний раз, мне было безразлично, бульон в чашке или песок.
Ощущения и воспоминания бесконечной вереницей кружили надо мной, кололи миллионами крошечных иголок. Я наморщилась и потрясла головой, заставляя себя сосредоточиться на комнате, в которой находилась. Вот кровать. Табурет. Пожалуй, и все. Комната оказалась обычной маленькой каютой. На стене за моей спиной светлело маленькое круглое окошко. По стеклу струилась вода – за окном шел ливень. Когда я выглянула в окошко – грянул такой мощный раскат грома, что волосы на руках встали дыбом.
Минуту спустя отворилась дверь, и на пороге появился контрабандист. Сперва он посмотрел на нетронутую чашку, затем перевел спокойный взгляд на меня.
– Откуда вы узнали, что я проснулась?
Он поднял брови и заметил:
– Ты сама даешь о себе знать.
Сперва я нахмурилась, но затем поняла, что он имел в виду.
– Я умею управлять штормом, – уныло согласилась я.
И в самом деле, как свербящую мысль, крепко засевшую в мозгу, я чувствовала свою магическую силу, которой подвластна погода. Даже моя бабушка – а ведь она славилась тем, что управляла штормами, – могла держать небо на контроле всего несколько часов. Я же делала это уже несколько дней, к тому же в основном находясь без сознания.
Я напряглась, очередная вспышка молнии осветила каюту.
– Из-за шторма не можем отплыть, – сообщил контрабандист. – Стоим тут с тех пор, как подобрали тебя.
– Где?
– В бухте. Неподалеку от Уэлд-Хэйвена.
Я лишь хлопала глазами, не зная, радоваться или грустить от его слов. Я была дома, но остров никогда не станет моим домом вновь, после того что жители сделали со мной.
– Зачем вы меня вернули на остров?
– Это ты нас сюда притащила. – Он скрестил руки на груди. – Я же говорил, мы плыли в Бостон, но как только подобрали тебя, на нас обрушился шквал, сбил нас с курса и пригнал сюда. Мы встали в самом ближайшем месте, какое смогли найти.
– И что теперь? – спросила я. – Вы передадите меня управляющему доками? Или шерифу?
– Если бы я хотел это сделать, неужели бы до сих пор не сделал?
Я пожала плечами.
– Если бы я была моряком на острове Принца, чьи друзья убиты ведьмой, если бы узнала, что ведьма цела и невредима, я бы наверняка неплохо заплатила тому, кто мне ее отдаст.
Контрабандист рассмеялся.
– Твой шторм разрушил половину доков и часть кораблей в Нью-Бишопе. Люди говорят, что это им наказание за самосуд над тобой. Если бы я был моряком на острове Принца и узнал, что ты жива, я бы на коленях приполз просить прощения.
Я отвела взгляд.
– Они не примут меня обратно.
– Да ну? – Контрабандист внимательно изучал меня. – Еще как примут, по крайней мере, сейчас, когда они остались без магии. Половина их кораблей не в состоянии выйти в море. Вся промышленность развалилась. Теперь им, чтобы встать на ноги, необходимо чудо. Ну, или могущественная ведьма.
– Ты говорил тогда, что китов осталось мало и бесполезно тягаться с твоим керосином. Сказал еще, что ведьме придется призывать китов для охотников.
– Да, было дело, – согласился он. – Но я видел своими глазами, как ты плыла верхом на ките, послушном, как беззубый пес. Увидели бы ваши моряки такой трюк, без разговоров сделали бы тебя королевой и плевать, сколько кораблей пропало.
Я закрыла глаза. Я могла вернуться на остров. Заново построить дом. Жить как моя бабушка, прабабушка, и все остальные предки. Династия Роу возродилась бы, а вместе с ней и остров. Для островитян это было бы спасением, а их спасителем стала бы я. Жила бы одна в своем доме и всякий раз, делая заклинание, чувствовала боль от смерти Тэйна. И чем сильнее боль, тем больше мне захотелось бы колдовать. Это как пытаться утолить жажду морской водой. Или сходить с ума от пагубной страсти, которую никак не насытить. Так бы и жила, пока боль, наконец, не стала бы невыносимой, и тогда бы я, не сдерживая слез, отправилась в море, чтобы найти успокоение.
У меня не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Даже мстить некому. А месть могла бы стать смыслом жизни.
Кроме… В ушах зазвучал голос Тэйна, взбудораженный, полный жизни, надежды, обещаний, он рассказывал мне о мире за пределами острова. Не о мире искусства, о котором вечно толковала мать, а о чем-то большем. Он хотел, чтобы я столько всего на свете увидела и попробовала. Ради этого стоило жить…
– У меня никого не осталось, – прошептала я скорее себе, чем контрабандисту. – Бабушка убила себя. Лучший друг погиб во время крушения «Орлиного крыла». Парень, которого я любила…
Волна боли поднялась в груди и переполнила меня. Казалось, я стою на краю черной бездны, готовая сорваться. Я потрясла головой, не в силах произнести ни слова.
– Даже мать меня оставила ради церкви в горах… – еле вымолвила в конце концов.
– Мать тебя не оставила.
Я бросила на него быстрый взгляд.
– Что ты имеешь в виду? Она уехала вместе с мужем в Пенсильванию. Ее посудомойка видела, как она садилась в лодку.
– Может, и садилась, – пожал он плечами. – Пастор и его дети точно уплыли. Но ее с ними не было. Она не покидала остров и сейчас в Нью-Бишопе. Парень из моей команды слышал, как о ней болтали в городе. Говорили, что оставили ее в покое, по крайней мере, пока.
Сердце болезненно сжалось, но я не обращала внимания.
– Это неважно, – сказала я тихо. – Она виновата во всем, что произошло. Не хочу ее видеть. Не хочу даже, чтобы она знала, что я жива.
Контрабандист молчал, и когда я повернулась к нему, увидела, что он внимательно меня изучает, сдвинув темные брови на переносице. Он подошел к моей кровати, переставил чашку с бульоном на пол и присел на табурет.
– А я ошибался, – протянул он.
– В чем это?
– Ты очень даже на нее похожа. Упрямая и самоуверенная, даже когда не права.
– Как это я не права?
– Вместо того чтобы забыть про гнев и поговорить с матерью, ты предпочитаешь, чтобы она оплакивала тебя, – в его голосе звучали стальные нотки. – А она, между прочим, осталась здесь из-за тебя.
Я потрясла головой.
