Единственный признак тревоги возник, когда Джо вышел на лужайку за домом, чтобы подышать свежим воздухом, и увидел там мальчика. Мальчик то появлялся из тени деревьев на дальнем краю лужайки, то снова среди них исчезал. Он бегал зигзагом, словно играл в пятнашки с другими детьми. Только никаких других детей не было. Судя по росту и телосложению, ему было лет шесть-семь. Потом он, широко раскинув в стороны руки, загудел, как заводившийся пропеллер, а потом как самолетный мотор. Накренив их, как крылья, он понесся вдоль кромки лужайки, гудя: «Вр-о-о-м… Варр-ромммм».
Джо сразу и не понял, что такого странного в этом мальчике, если забыть о том, что это был единственный ребенок на взрослой вечеринке, но потом заметил, что одет мальчик по моде, хорошо если десятилетней давности. Джо сказал бы, даже двадцатилетней: в никербокерах
[3]
, в огромной кепке для гольфа, какие носили, когда Джо сам был ребенком.
Мальчик был от него далеко, и Джо не смог рассмотреть лица, но у него появилось странное чувство, что если бы мальчик оказался ближе, это вряд ли меняло бы дело. Даже издалека Джо заметил, что черты лица у мальчика будто размыты.
Джо сошел с выложенной плиткой площадки патио на траву и двинулся через лужайку. Мальчик по-прежнему изображал самолет, он забежал в тень на краю лужайки, скрывшись за деревьями. Джо слышал, как он гудит где-то в темноте.
Джо дошел примерно до середины лужайки, когда его окликнули шепотом откуда-то справа.
– Мистер Коглин? Сэр? Джо?
Рука Коглина нырнула под смокинг, остановившись в нескольких дюймах от маленького черного дерринджера
[4]
, которым Джо обычно не пользовался, но брал с собой на парадные вечеринки под пару к черному галстуку.
– Это я, – сказал Бобо Фречетти, выходя из-за огромного баньяна на краю лужайки.
Джо опустил руку:
– Как дела, малыш Бобо?
– Все в порядке, Джо. А ты как?
– Нормально. – Джо всмотрелся в ряд деревьев, но там было темно. Детский голос умолк.
– Кто привел ребенка, Бобо? – спросил он.
– Что?
– Мальчика. – Джо махнул рукой. – Который играл в самолет.
Бобо уставился на него.
– Ты не видел там мальчишку? – Джо снова махнул рукой.
Бобо помотал головой. Бобо – такой маленький, что все сразу верили, будто раньше он был жокеем, – снял шляпу и держал ее в руках.
– Ты слышал о сейфе в Лутце?
Джо покачал головой, хотя знал, что Бобо говорит про сейф, из которого взяли шесть тысяч долларов, на камнедробильном заводе «Бей-Палмз агрегат», дочернем предприятии одной из транспортных компаний его Семьи.
– Мы с напарником понятия не имели, что его хозяин Винсент Имбрулья. – Он взмахнул руками, словно судья, выкликающий игрока на базе. – Вообще.
Джо его понимал. Вся его жизнь была предопределена раз и навсегда, когда он вместе с Дионом Бартоло, еще только что выбравшиеся из пеленок сосунки, грабанули по неведению гангстерское казино.
– Ладно, слушай, невелика беда. – Джо закурил сигарету, протянул пачку маленькому «медвежатнику». – Верните деньги.
– Мы пытались. – Бобо взял у Джо сигарету и зажигалку, покивал, благодаря. – Мой напарник… ты ведь знаешь Фила?
Фил Кантор. Фил-Рубильник, как его прозвали из-за огромного носа. Джо кивнул.
– Фил пошел к Винсенту. Объяснил, что мы ошиблись. Сказал, что деньги в целости и сохранности и мы готовы вернуть их. Знаешь, что сделал Винсент?
Джо покачал головой, хотя догадывался.
– Толкнул его под машину. На Лафайет-стрит, среди бела дня, черт побери. Под «шеви». Фил отлетел от радиатора, как мячик от стенки. Бедро раздроблено, колени всмятку, челюсть на сторону. Он лежит, значит, посреди Лафайет, а Винсент ему говорит: «Вернешь в двойном размере. У тебя неделя». И плюнул на него. Какой скотиной нужно быть, чтобы плюнуть на человека? На любого человека, Джо? Ответь. Ничего, что тот валяется посреди улицы с переломанными костями?
Джо покачал головой, а затем развел руками:
– Что я могу поделать?
Бобо протянул ему бумажный пакет:
– Тут всё.
– Все, что взяли, или все, что велел Винсент?
Бобо занервничал, покосился на деревья, прежде чем снова взглянуть на Джо.
– Ты же можешь с ними поговорить. Ты же не скотина. Можешь объяснить им, что мы ошиблись, что Фил в больнице и лежать ему, наверное, месяц. По-моему, это и так высокая цена. Можешь ты им сказать?
Джо молча курил.
– Если я вытащу вас из этой передряги…
Бобо схватил руку Джо и поцеловал, угодив губами в часы.
– Если. – Джо отнял руку. – Что я буду с этого иметь?
– Только скажи, Джо.
Джо посмотрел на пакет:
– Здесь все?
– До последнего доллара.
Джо затянулся, медленно выдохнул дым. Он ждал, что мальчик вернется или снова раздастся его голос, однако за деревьями было тихо.
Джо взглянул на Бобо и сказал:
– Ладно.
– Ладно? Господи! Ладно?
Джо покивал:
– Только помни, Бобо, ничего не бывает даром.
– Знаю. Знаю. Спасибо, спасибо тебе!
– Если я когда-нибудь попрошу тебя о чем-нибудь… – он придвинулся ближе, – о чем угодно, ты явишься мигом и сделаешь это. Ясно?
– Как божий день, Джо. Как божий день.
– А если решишь надуть?
– Нет, ни за что!
– Тогда я наложу на тебя проклятье. И не абы какое. У меня в Гаване есть знакомый колдун. Этот сукин сын никогда не подводит.
Бобо, как и многие, кто рос при ипподромах, был суеверным. Он показал Джо раскрытые ладони:
– Не беспокойся. Я не подведу.
– Это будет не какая-нибудь там заурядная порча, наведенная усатой итальянской старухой из Нью-Джерси.
– Даже не думай об этом. Я всегда отдаю долги.
– Я говорю о настоящем кубинском проклятии. Оно и на твоих потомков перейдет.
– Обещаю. – Он поглядел на Джо. На лбу и веках у него выступила испарина. – Разрази меня Господь.
– Ну, вот этого не нужно, Бобо. – Джо потрепал его по щеке. – Тогда ты не сможешь отдать мне долг.
Винсента Имбрулью собирались повысить, хотя сам он об этом еще не знал, а Джо не нравилась эта идея. Но времена настали суровые, настоящие добытчики стали редки, кое-кто из лучших ушли в армию, так что в следующем месяце Винсента ждало повышение. Но до тех пор он был человеком Энрико Диджакомо, и, значит, деньги, украденные из заводского сейфа, на самом деле принадлежали Рико.
