5
Через два дня после «бегства» из Монротье отряд Ксентрая и Жанны прибыл в Жарнизи — небольшой городок в Лотарингии, где расквартировалась армия королевского капитана. Там Ксентрай и Жанна распрощались.
— Мы скоро встретимся, — сказал ей на прощание рыцарь. — Ты понадобишься своему королю, вот увидишь… Ты выбрала себе имя?
— Да, пусть меня зовут Клод. Хочешь, принимай за женщину, хочешь — за юношу. Как тебе нравится больше, Ксентрай?
— Мне больше нравится Дама Жанна. Но хочешь быть Клод — будь Клод! Ты понадобишься, — повторил он на прощанье, — и очень скоро!
— Надеюсь, — ответила она.
А 20 мая Жанна, под охраной лучших бойцов Ксентрая, прибыла в селение Гранж-оз-Орм, неподалеку от Сен-Приве, под городом Мецем. Жанна улыбалась, располагаясь в крестьянском доме на ночлег. Это были родные края. Жан из Меца — таково было прозвище ее друга Жана де Новелонпона. Как он там? Жив ли? Герцоги и графы, понятно, знают только о себе подобных. Об исходах великих битв. А простые рыцари? О них часто забывают. Но она, Жанна, сумела прожить две жизни — простой девчонки из Домреми и принцессы крови, которой подчинялись великие мира сего. И потому она по-иному смотрела на людей, окружавших ее. Знала и понимала их лучше, чем все герцоги и крестьяне вместе взятые.
Утром ее несмело разбудила деревенская девчонка, которую наняли прислуживать заезжей госпоже. «Дама Клод, Дама Клод!» — звала она ее, вырывая из объятий сна, в котором все наступал и наступал на нее бургундец — ее тюремщик де Маси. Тянул руки, обнимал, как мог добивался ее. Жанна открыла глаза. Счастливый месяц май заливал солнцем деревянные полы дома. Солнце пересекало стол, на котором стоял кувшин и миска с яйцами, другая — с хлебом. Переползало через грубоватые стулья с высокими спинками. Счастливое было утро…
— Дама Клод, — подождав, пока гостья проснется, сказала девчонка, — к вам двое рыцарей, просят вас принять немедленно. Сказали, что за ними посылали.
На дворе и впрямь заржали лошади, были слышны мужские голоса. Жанна насторожилась — последние годы это не предвещало ничего хорошего. Как и была — в рубашке до пят, она села на постели.
— Кто они, эти рыцари? — нахмурилась Жанна. Но тотчас вспомнила, что в доме охрана Ксентрая. Значит, свои…
— Сказали, Жан и Пьер д’Арки.
— Что?! — она подскочила с постели.
— Так и сказали, Дама Клод, — пробормотала деревенская девушка, отступив. — А я вам все приготовила, как вы и просили с вечера. Приготовила молоко в кувшине, только что корову подоили, вареные яйца, горячий хлеб. На заре испекли, Дама Клод, на заре…
— Зови немедленно! — опомнившись, выкрикнула Жанна.
Они вошли разом — едва протолкнулись в дверях — широкоплечие, в пурпуэнах и штанах, в высоких сапогах с кривыми, как турецкие кинжалы, шпорами; при мечах на широких ремнях. Рыцари!
Протолкнулись и замерли…
— Жан, Пьер! — выкрикнула она, но они уже бросились к ней.
Хватило голоса — близкого, родного. А едва обняв ее, как и когда-то в Туре, где она собирала армию, упали перед сестрой на колени, не на одно — на оба, как добрые дети перед милостивым отцом, сразу поделив ее руки, горячо их целуя. А она стояла и обливалась слезами, не смея прервать их. Стояла и ревела. Если и стоило жить, думала Жанна, так ради таких вот встреч. Вся жизнь теперь представлялась ей иной — сплетенной из сердечных свиданий. Горячих, полных любви…
Потом она пила парное молоко наполовину со своими слезами, а они — точно такое же вино. И все втроем смеялись, говоря урывочно, совсем бестолково. Куда тут до разумной и обстоятельной беседы!
Она узнала, что Изабелла де Вутон и Жак д’Арк живы. Что они в чести, и всякий перед ними снимает шляпу, когда издалека видит их. Ведь их дочь для простых крестьян — почти святая. Мученица. Кто-то верил в ее смерть, кто-то нет. Но уже давно ползли слухи, что Дева Жанна жива, но Господь ее определил в такое место, куда не дотянется рука ее врагов.
— Если бы так, — горько улыбнулась Жанна. — А что думали вы?
— Разное думали, — честно признался Пьер. — Но не хотели мы верить в твою смерть, сестренка. — Он переглянулся с братом, отрицательно покачал головой. — Ни за что не хотели. Да и Робер де Бодрикур намекал нам, что даст Господь, свидимся мы с тобой.
— Как он — старый добрый Робер?
— Так ведь это он послал нас сюда, — вновь переглянувшись с братом, выпалил Пьер.
— Он послал вас? — удивилась Жанна.
— Вчера днем сам сказал нам об этом в Вокулере, — подтвердил слова младшего брата Жан. — Так и есть. Робер де Бодрикур сказал, что скоро счастье вернется в наши сердца. Ему о твоем приближении сообщил капитан де Ксентрай.
Жанна усмехнулась:
— Узнаю Робера де Бодрикура — все предусмотрел! И каков же он наметил мне путь? Уверена, вы уже знаете его?
Братья кивнули:
— Сегодня же едем в Бакийон. Там с тобой хотят встретиться важные сеньоры. Ты их знаешь. Камергер Карла Седьмого — Николя Лув, глава старшин Меца — Обер Буле, и губернатор Меца — Николя Гронье. Они бы пригласили тебя в сам Мец, да опасаются. Ты ведь у нас — покойница. А если воскреснешь, это нас предупредил Бодрикур, то инквизиция имеет полное право вновь потащить тебя на костер.
— С нее станется, — согласилась Жанна. — И зачем я понадобилась господам Луву, Буле и Гронье?
— Думаем, они хотят лично опознать тебя, — предположил Жан.
Девушка разочарованно покачала головой:
— Значит, одного Ксентрая моему королю — Карлу Валуа — мало? — Она резко поставила кувшин, и остатки молока расплескались по столу. — Они не приглашают меня в Мец не потому, что боятся за меня, а потому, что не верят. А вдруг я — это не я? А вы, братья, долго думали, глядя на меня? — Она бросила гневный взгляд на Жана и Пьера. — Ну, отвечайте!
Жанна поняла, что обидела молодых людей.
— Простите меня, вы тут ни при чем. Бакийон — так Бакийон. Мне не привыкать — выставлять себя на показ.
6
В городке Бакийон под Мецем важные господа долго смотрели на Жанну — в их взгляде смешалось острое любопытство, почтение и подозрение. Странные и мало совместимые чувства! Но ведь не каждый день тебе приходится определять, кто перед тобой — сама Орлеанская Дева, спасительница Франции, или простая мошенница. Сеньоры Николя Лув, Обер Буле и Николя Гронье почти одновременно взглянули на Жана и Пьера д’Арков. Лица молодых людей сияли. Тут все говорило само за себя! И вновь они вопросительно уставились на Жанну. Их подозрение можно было понять. Да, они были важными горожанами Меца, самыми авторитетными, но они не были принцами крови или герцогами. Каждый из них хотя бы однажды видел в прежние времена блистательную Жанну Деву — с пылающим взором, в сверкающих доспехах или роскошной одежде. Но они видели ее из круга почетных гостей-горожан на больших торжествах. Они не пили с ней вина, глядя друг другу в глаза, и не лежали, в полном вооружении, у костра, перед вражеской крепостью, как это случалось много раз с Алансоном, Ксентраем или Ла Иром. Тем более, за пять лет они подзабыли черты спасительницы Франции. И потому вновь, в который уже раз, трое старейшин Меца вопросительно и даже требовательно взглянули на Жана и Пьера д’Арков. Но, кажется, молодые рыцари уже теряли терпение.
