Жанна понимала, что так продолжаться долго не может, но терпела. Она ощущала, что Господь отвернулся от нее. Она искала причины своих неудач и находила их. Беды, свалившиеся на нее, были искуплением. Тот ад, в который она ввергла две армии — в святой день, у стен Парижа — не отпускал ее. Она горела в его пламени. Вновь возвращались к ней картины смерти. Ворота не открылись ей. А сама она едва избежала смерти.
Но чем дольше она сидела на привязи, тем четче понимала: она не святая. Не хочет и не может быть таковой. Все сильнее Жанна ощущала себя воином, жизнь которого существует только на острие меча.
И другому быть не дано!
Об этом она и сказала своему королю — сказала при всех.
— Кажется, я недооценила твою сестру, — в один из зимних дней в замке Мён-сюр-Йевр, сидя у камина и глядя на огонь, проговорила Иоланда Арагонская королю Франции. — А со мной такое случается редко…
— Что вы хотите этим сказать, матушка?
Иоланда взглянула на зятя, неопределенно улыбнулась. Она протянула руки к огню и теперь вновь смотрела на языки пламени, жадно лижущие дрова в камине.
— Возможно, твой Ла Тремуй был прав, что так боялся ее, — сказала она.
Карл не верил своим ушам:
— И это говорите мне вы, так радевшая за нее?!
— А почему бы и нет? Жанна неуправляема. Не то плохо, что она не знает слова «мир», что ей нужна война, и только с мечом в руках она чувствует себя хорошо. Она воюет против твоих заклятых врагов — англичан, все сделавших, чтобы отнять у тебя Францию. Я тоже считаю, что лучший язык для переговоров с ними — это меч. — Иоланда положила руки на колени, сцепила пальцы. — Плохо другое, Карл… Она не слушает своего короля. Когда король говорит, что надо вложить меч в ножны, даже если он не прав, нужно исполнить его волю и вложить меч в ножны. Тот, кто не повинуется своему королю один раз, будет так поступать и впредь. Этот человек допускает, что его воля — выше воли короля. — Она встретила взгляд Карла. — Вот что разглядел в Жанне твой трусливый Ла Тремуй и чего не доглядела я, потому что никогда и никого не боялась.
Карл Седьмой стерпел оскорбление своего фаворита.
— И что же вы мне предлагаете сделать, матушка? Наказать ее?
— Наказать Жанну — нет! — улыбнулась королева. — Она не из тех людей, которых наказывают. Тем более, что Жанна денно и нощно борется за своего короля и столько сделала для него! Нет…
— Что же тогда?
— Пока не знаю. Но я поговорю с ней. Пора твоей сестре забыть о доспехах и примерить платье, чтобы блистать при дворе так, как она блистала на поле боя. Пора…
— А если она не согласится — что тогда?
Помолчав, смотревшая на огонь королева усмехнулась:
— Тогда тебе решать, Карл. — Она обернулась к зятю. — Ведь ты — наш король.
Жанна вновь и вновь просила разрешение удалиться от двора. И всякий раз, когда Карл Валуа, уставший от сестры, уже готов был дать добро на ее каприз, Ла Тремую приходилось убеждать короля в обратном: «Богу войны приказать нельзя, но Даме Жанне — можно. И образумить ее в вашей власти, государь!»
Единственный раз, когда мнения Иоланды Арагонской и его фаворита неожиданно совпали. Надо было появиться такой фигуре, как Дева Жанна, чтобы они запели в унисон!
Милостью короля Франции Карла Седьмого Валуа в январе 1430 года Деве Жанне было даровано поместье д’Э, и теперь этот титул должен был фигурировать в ее имени. Помимо этого д’Аркам возвратили дворянство
[4]
, временно ими утраченное, и наградили привилегией: отныне, в обход «саллического закона», дворянство и владение землей в этой семье должно было передаваться как по мужской, так и по женской линии. Пьер и Жак д’Арки были бесконечно рады — меньше чем за год своими ратными подвигами они вернули семье ее былую гордость!
Но сама Жанна иначе отнеслась к награде: «За похвальные, милостивые и полезные услуги, оказанные Жанной Девой нам и нашему королевству».
Девушка стойко снесла это оскорбление — именно так она восприняла свое поощрение королем Франции! Ее, Деву Жанну, принцессу крови, теперь должны будут именовать как какую-то дворяночку — Жанна д’Э?!
Она во всеуслышание сказала, что вряд ли когда-нибудь воспользуется этой милостью, дарованной ей королем. Она была Жанной Девой и останется ею!
10
В середине февраля двор переехал в роскошный замок герцога Ла Тремуя Сюлли-сюр-Луар. Беспечное житье-бытье Карла Валуа продолжалось, а коварный враг, чувствуя, что король дает слабину, и впрямь поднял голову.
Сближение Англии и Бургундии, вопреки прогнозам Ла Тремуя и мало обоснованным ожиданиям Карла Валуа, развивалось стремительно.
Еще в октябре, почувствовав, что его деверь то и дело поглядывает на французскую сторону, лорд Бедфорд наградил герцога Бургундского титулом генерального наместника короля Англии во Франции.
8 января 1430 года, в городе Брюгге, во Фландрии, Филипп женился в третий раз — на кузине лорда Бедфорда, португальской принцессе Изабелле. Его второй брак, случившийся пятью годами раньше, также оказался неудачным. Бонна д’Артуа умерла родами через год после свадьбы. Погиб и ребенок. Именно тогда Филипп изрек свою знаменитую фразу: «Уж лучше ему умереть младенцем и не вкусить всей горечи этого мира!» Но вопреки собственным ожиданиям Филипп Бургундский влюбился. Влюбился в тот самый момент, когда ему привезли из Португалии портрет будущей невесты, выполненный кистью великого ван Эйка. К тому же, теперь их родственный союз с Бедфордом был закреплен двойным узлом. В честь женитьбы Филипп учредил светский рыцарский орден Золотого Руна, куда вступили наиболее важные бургундские аристократы, в том числе и любимец герцога — искалеченный Жан Люксембург.
Двор Карла Валуа благодаря торжеству «партии политиков» смотрел на все эти события сквозь пальцы.
В те дни, когда король переезжал из замка Мён-сюр-Йевр в Сюлли-сюр-Луар, случилось совсем невероятное: щедрый лорд Бедфорд подарил ненаглядному родственнику Филиппу французские графства Бри и Шампань, пообещав, что вскорости отвоюет их для него у короля. Иначе говоря, перед самым носом Карла Валуа уже делили его земли, а он и в ус не дул. Тем более, что «партия политиков» продлила перемирие с Бургундией, уже во всю готовившей поход на Францию, до 15 марта!
Час истины наступил для Карла Валуа неожиданно, когда он узнал от дрожащего как осенний лист Ла Тремуя, что герцог Бургундский, не дождавшись конца перемирия, направил свою армию в Шампань. В обмен на прекращение военных действий Филипп Бургундский потребовал от французского кузена отдать ему стратегически важные города на Уазе, включая Компьен.
