Пьер Кошон возвращался в свой дом — иначе говоря, в архиепископский дом, который еще нужно было заслужить. Он ехал в карете по улицам Руана, под прицельным взглядом слуги и секретаря Гильома, размышляя над тем, что слишком много грезил об удаче. Одно дело — выкупить Жанну, и другое — судить ее. Многого требовал такой процесс от судьи! Очень многого! Весь мир будет смотреть на того, кто станет требовать приговора для Девы Жанны.
— Вы чем-то обеспокоены, монсеньор? — заботливо спросил Гильом.
— Ты приготовил форель, как я просил? — вяло поинтересовался у слуги Пьер Кошон. — Хорошо обжарил ее?
Карету тряхнуло, и зубы Гильома, уже хотевшего ответить, звонко прищелкнули. Кошон слабо улыбнулся. Как он устал за эти месяцы! Как измучился…
— Я обжарил ее так, монсеньор, что солнышко Прованса сможет позавидовать этой форели!
Кошон улыбнулся вновь — мастак на словечки его Гильом!
— А тех куропаток, что купил утром, ты замочил в винном соусе?
— Они сейчас наполняются им, монсеньор, как кубок — из бочонка бургундского! Ужин будет на славу!
— Хоть это радует, — кивнул Пьер Кошон.
И все-таки на лице его радости не было. Даже несмотря на обещание лорда Бедфорда сделать его архиепископом Руана. Ноша была тяжела. Молва о Жанне, спасительнице Франции, давно околдовала Европу. Ее имя прославляли колокола всех французских церквей и повторяли с надеждой уста всех французов, ее имя с трепетом и страхом произносили англичане. До него доходили слухи о характере Жанны — властной, дерзкой, не умеющей лукавить, но зато умевшей говорить правду своему королю в лицо.
Сила, воля и страсть — против зрелости, опыта, глубоких теологических познаний.
«Кто победит?» — спрашивал себя Пьер Кошон, когда, опираясь на руку Гильома, выходил из кареты у дома архиепископа — временного своего пристанища. Жанна не боялась смерти — всегда была впереди войска. Она не страшилась ни английских стрел, ни крепостных стен. И вряд ли можно было надеяться, что она испугается своих судей. По дороге из Боревуара в Руан он так и не познакомился с ней. Почему? Видел только издалека. Не хотел торопить события. Точно думал, а вдруг миунет чаша сия — и судить ее будут другие?
21
Жанна свернулась калачиком на своем топчане, в углу клетки. Она думала, что сейчас, в глазах ее стражников, похожа на зверя, загнанного в угол. Она может укусить зеваку, которому вздумается дотянуться пальцем до клетки, но разорвать — нет.
Отомстить за себя она была не в силах.
Несколько дней назад к ней пожаловала красивая молодая дама и представилась Анной Бургундской. Жена Бедфорда, сестра Филиппа! Жанна не знала, что ожидать от этого визита. Но дама, на лице которой девушка прочитала сострадание, попросила довериться ей. Анна сказала, что ей необходимо убедиться в том, что пленница ее мужа и впрямь девственница. От этого будет зависеть будущее Жанны. И все случилось сызнова — как год назад в Шиноне. Ее заставили раздеться. Вновь ее ощупывали чужие руки, но на этот раз грубее и бесцеремоннее. И вновь повитуха изрекла: «Девственна!» Анна облегченно вздохнула. «Запрещаю вам прикасаться до нее, — сразу после осмотра сказала она офицерам своего мужа. — Запрещаю издеваться над ней, привязывать ее к клетке. Обращайтесь с ней, господа, как с благородной дамой!»
С этого дня английская солдатня не смела трогать ее, ломать, как прежде. Только злобно поглядывала с той стороны клетки, отпуская грязные шутки. Пленница была благодарна и этому заступничеству. Как-никак, а герцогиня Анна Бедфордская приходилась Жанне своячкой…
Сжавшись на топчане, Жанна закрывала глаза и видела юную девушку в сияющих доспехах, что, обнажив меч, неслась по зеленым лугам. Где рядом блестела на солнце прекрасная река — милая сердцу Луара, свидетельница ее великих побед; в руках девушки было белое знамя, усыпанное золотыми лилиями, стяг, с которого смотрели на целый мир — ее мир! — Господь, Богоматерь и Ангел. Все было подвластно этой девушке, все было в ее руках. И где-то, за ней, шло воинство, готовое погибнуть за нее и за их страну. Отважные рыцари и смелые солдаты, на конях и в пешем строю, двигались по лугам, — по ее следу, — и не было им преград. Великая дорога открывалась перед ними. Дорога побед…
За дверями камеры нарастал шум — брань тюремщиков и чьи-то стоны. Видение стало рваться, развеялось. Жанна подняла голову.
— Получай, скотина! — ударив кого-то, у самых ее дверей крикнул один из солдат.
Кто-то тяжело охнул.
— Встань! — зарычал солдат. — А ну встань!
Лязгнул засов, открылись двери и в камеру к Жанне втолкнули человека в рясе. От тычка в спину он не удержался на ногах и упал. Его пару раз пнули, и скоро он оказался у самой клети.
— Арманьякский выродок, тут тебе самое место! — рявкнул солдат. — И соседка под стать! Будешь гнить вместе с ней, пока дьявол не приберет вас обоих!
Второй солдат рассмеялся:
— Или раньше не поджарят пятки отцы-инквизиторы!
Дверь закрылась, вновь громыхнул засов. В свете факела девушка попыталась рассмотреть человека, но он уткнулся лицом в каменный пол. Несколько минут мужчина не двигался, но затем пошевелился, со стоном попытался сесть: он зацепился руками за прутья клетки, желая немного подтянуться, но сил у него не было даже для этого.
— Кто вы? — садясь на корточки, спросила Жанна. — Эй!..
Человек поднял голову — его худое лицо казалось изможденным, в глазах читалось страдание. Он был уже немолодым…
— Кто вы, добрый человек? — переспросила Жанна.
— Я — священник, отец Гримо… — Слабый, срывающийся голос выдавал его: человека несомненно истязали. — А кто ты, милая девушка?
— Я — Жанна, — разглядывая его лицо, не сразу ответила она.
— Жанна, — растерянно проговорил он. — Какая Жанна?..
— Жанна Девственница, — просто ответила та.
Обрывки света падали на истерзанное лицо человека в рясе.
— Ты?! — ожил священник. — Ты — Жанна Девственница, спасительница Франции?
— Благодарю за эти слова, добрый человек. Как бы мне хотелось, чтобы они были хоть наполовину правдой.
Но человек, представившийся отцом Гримо, неожиданно отпрянул от клетки.
— Я не верю тебе. Зачем моим палачам сажать простого священника рядом с героиней, о которой говорит все королевство? Я не верю тебе…
Жанна улыбнулась:
— Это я, святой отец. Ведь я могу вас так называть?
— Можешь, конечно… — В его голосе звучало недоверие. — Но чем ты докажешь, что ты — Жанна?
— Посмотрите внимательно: мои тюремщики боятся меня так сильно, что посадили не только в тюремную камеру, но и в клетку. И этого им показалось мало: они одели на меня кандалы и приковали цепями к прутьям.
