Тем не менее были и особенности, на которые нам необходимо обратить внимание, говоря об этом вечере в Антиохии. Едва ли не каждый прохожий имел в своей одежде цвета того или иного из колесничих, заявленных для участия в завтрашних гонках. Порой это был шарф соответствующей расцветки, порой какая-то эмблема; очень часто в такой роли выступала лента или перо, обозначая пристрастия их владельца. Так, зеленый цвет обозначал друга Клеонта Афинянина, а черный – приверженца византийца. Все это было проявлением обычая, восходившего, вероятно, еще ко дням Орестейских гонок – обычая, кстати, вполне достойного изучения как факта истории, наглядно демонстрирующего всю абсурдность крайностей, когда человек, лелеющий свои прихоти, даже не замечает, что эти прихоти завладевают им целиком.
Зритель, приехавший в Антиохию по случаю здешних игр и познакомившийся с обычаем ношения цветов соревнующихся на арене, очень скоро решил бы, что на улицах преобладают три цвета – зеленый, белый и алый с золотом. Но покинем улицы города и войдем под своды стоящего на острове дворца.
Залу ярко освещали пять громадных люстр, в которых совсем недавно были зажжены свечи. Собравшиеся в зале напоминали то общество, которое недавно предстало нашему читателю, когда он впервые попал в этот дворец. Оттоманки вдоль стен несли свой всегдашний груз спящих тел и сброшенных одеяний; от столов доносился сухой треск игральных костей. Но большая часть компании не занималась вообще ничем. Они бесцельно бродили по зале, постоянно зевая, да время от времени, останавливаясь, обменивались ничего не значащими словами. Будет ли завтра хорошая погода? Закончены ли все приготовления к играм? Отличаются ли правила цирка в Антиохии от правил римского цирка? По правде сказать, все эти молодые люди отчаянно страдали от скуки. Они уже сделали то, зачем пришли сюда; поэтому мы можем, никем не замеченные, взглянуть на их табулы с записями, покрытые строками с письменными пари на завтрашние игры – пари на каждый из видов соревнований: в беге, борьбе, в кулачных боях; на все виды состязаний, кроме гонок колесниц.
Почему пари на гонки не заключались?
Любезный читатель, ты просто не смог бы найти здесь такого человека, который рискнул бы поставить хотя бы один денарий против Мессалы.
Все присутствовавшие в зале носили на своей одежде только его цвета.
Никто не допускал даже мысли о возможности его поражения.
Разве он не готовился на тренировках самым лучшим образом? Разве не окончил он целый курс наук у самого императорского ланисты?
[110]
Разве его лошади не стали победителями Цирценсианских игр в Колизее? А потом – ведь он же римлянин!
В одном из углов залы на оттоманке непринужденно расположился сам Мессала. Перед ним стояли и сидели, донимая его расспросами, многочисленные почитатели. Естественно, разговор крутился вокруг предстоящих гонок.
В зале появились Друз и Цецилий.
– Ах! – воскликнул юный патриций, бросаясь на оттоманку рядом с Мессалой. – Ах, клянусь Вакхом, я так устал!
– Куда направляешься? – спросил его Мессала.
– Да хочу просто прогуляться по улицам, может быть, загляну в Омфалус или еще куда-нибудь, кто знает? Везде пропасть народу, такого в городе еще не было. Говорят, завтра в цирке можно будет увидеть людей со всех концов земли.
Мессала презрительно рассмеялся.
– Идиоты! Те, кто так говорит, не видели Цирценсианских игр, которые устраивал сам цезарь. Но, мой Друз, что ты заметил?
– Да ничего особенного.
– О! Ты просто забыл! – заметил Цецилий.
– Что именно? – спросил Друз.
– Целую процессию белого цвета.
– Mirabile!
[111]
– воскликнул Друз, едва не вскочив с дивана. – Нам встретилась целая группа приверженцев белого цвета, да к тому же под белым флагом! Но… ха-ха-ха! – С этими словами он вяло откинулся на спинку дивана.
– Друз, ты жесток. Но можешь не продолжать, если не хочешь, – сказал Мессала.
– Да это была просто какая-то мразь пустыни, мой Мессала, или оборванцы из храма Иакова в Иерусалиме. Что я должен был сделать с ними?
– Нет, – возразил Цецилий, – Друз просто боится, что его поднимут на смех, но я ничего не боюсь, мой Мессала.
– Ну тогда скажи ты.
– Что ж, мы остановили эту процессию, и…
– Предложили им пари, – прервал его Друз, снова беря нить разговора в свои руки. – И… ха-ха-ха! один из этих оборванцев вышел вперед и… ха-ха-ха!.. согласился. Я достал свои табулы. «Как твое имя?» – спросил я. «Бен-Гур, еврей», – ответил он. Тогда я: «Сколько ты ставишь? Какую сумму?» Он ответил… Но прости меня, Мессала, я не могу удержаться от смеха! Ха-ха-ха!
Слушатели подались вперед.
Мессала взглянул на Цецилия.
– Один шекель, – сказал тот.
– Шекель! Один шекель!
Все присутствующие разразились презрительным смехом.
– И как же поступил Друз?
Смех, гремевший в зале, перекрыл громкий голос:
– Благородный Друз принял это условие и – проиграл целый шекель!
– Белый! Белый!
– Давайте их сюда!
– Сюда! Сюда!
Эти восклицания заполнили всю залу, заглушив остальные разговоры. Игроки в кости прервали свое занятие; спавшие на диванах стали просыпаться и, протирая глаза, достали свои табулы и поспешили к толпе, собравшейся вокруг Мессалы и его друзей.
– Я предлагаю…
– А я…
– Я…
Человеком, столь тепло встреченным присутствующими, оказался почтенный иудей, который был спутником Бен-Гура во время плавания с Кипра. Он вошел в залу – серьезный, спокойный и все замечающий. Снежную белизну его одеяния не нарушало ни единое пятнышко. Столь же безупречной белизной сверкала ткань его тюрбана. Раскланиваясь по сторонам и улыбаясь, он прошел к центральному столу. Оказавшись у стола, он полным достоинства движением приподнял полу своего одеяния, сел на стул и приветственным жестом помахал рукой присутствующим. Блеск бриллианта на его пальце не в последней степени помог тому, что в зале установилась относительная тишина.
– Римляне, самые благородные из римлян, – я приветствую вас! – произнес он.
– Кто это такой? – спросил у Мессалы Друз.
– Израильская собака – зовут его Санбаллат – поставщик армии, дворца и Рима; несметно богат; сделал свое состояние на перепродажах. Но подойдем к нему – обычно он не бросает слов на ветер.
Говоря это, Мессала встал и вместе с Друзом присоединился к толпе, собравшейся вокруг поставщика.
– Еще когда я шел сюда, на улице мне уже сказали, – произнес еврей, доставая свои табулы и раскладывая их на столе с деловым видом, – что во дворце вызвало большое беспокойство то обстоятельство, что предложения пари на Мессалу остаются без ответа. Боги, как вы знаете, должны получать свои приношения, вот почему я здесь. Вы видите мой цвет, так что можно переходить к делу. Сначала ставки, а потом суммы. Какие шансы вы мне предложите?
