– Словно еще мало того, что мои родные стали прокаженными, – то и дело повторял сын с той горечью, которую читатель может себе вообразить, – словно этого еще недостаточно. О нет! Их еще прогнали градом камней из их родного города! Моя мать мертва! Она скиталась без крова над головой! Она мертва! Тирца мертва! Я остался совсем один! А за что? И сколько еще, о Боже, Ты, Господь Бог отцов моих, Ты заставишь нас терпеть все это от римлян?
Кипя гневом, с опустошенной душой, пылая местью, он вышел во двор караван-сарая, полный людьми, нашедшими здесь пристанище прошлым вечером и ночью. Наскоро завтракая, он прислушивался к разговорам вокруг. Одна группа приезжих особо привлекла его внимание. Это были в основном молодые, крепкие, подвижные парни, речь и манеры которых выдавали провинциалов. Их облик – какая-то необъяснимая аура, посадка головы, блеск глаз – отличал их от выходцев из нижних слоев Иерусалима. Они выглядели скорее людьми, выросшими где-то в горах, где в людях еще не выветрился дух врожденной свободы. Спустя некоторое время Бен-Гур удостоверился, что они были галилеянами, пришедшими в город по различным надобностям, в основном же для того, чтобы принять участие в празднике Куш, который приходился на сегодняшний день. Они привлекли его внимание тем, что происходили из региона, в котором он надеялся найти живейшую поддержку своим планам.
Незаметно наблюдая за ними, он мысленно представлял себе, чего мог бы добиться легион подобных парней, прошедших закалку в духе строгой римской дисциплины. В этот момент во дворе появился мужчина, щеки которого пылали, а глаза блестели от возбуждения.
– Что вы здесь сидите? – набросился он на галилеян. – Раввины и старейшины уже выходят из Храма и направляются к Пилату. Собирайтесь и поспешите, надо успеть вместе с ними!
В одно мгновение он оказался окруженным парнями.
– К Пилату? Зачем?
– Открылся тайный сговор. За новый акведук, построенный Пилатом, уплачено деньгами Храма.
– Что? Священной десятиной?
Пылая негодованием, они, не веря своим ушам, переспрашивали друг друга.
– Но это же священные деньги. Они принадлежат Господу. Пусть только Пилат осмелится тронуть из них хоть шекель!
– Пошли! – воскликнул тем временем принесший эту весть. – Процессия уже на мосту. К ней примкнул весь город. Мы тоже можем пригодиться. Поспешите же!
Верно говорят, что мысль и дело – одно и то же. Парни быстро сбросили с себя все ненужные в такой ситуации одеяния и остались с обнаженными головами и в нижних туниках-безрукавках. В этом наряде они привычно выходили в поле убирать урожай или гребли в лодках по озерам – ничто не мешало им в этой свободной одежде карабкаться по горным склонам за стадами или собирать созревшие виноградные гроздья, не обращая внимания на беспощадные лучи солнца. Затягивая пояса, они обратились к своему предводителю со словами:
– Мы готовы.
И тут с ними заговорил Бен-Гур.
– Люди Галилеи, – произнес он, – я сын Иудеи. Не возьмете ли вы меня в свою компанию?
– Может быть, нам придется сражаться, – последовал ответ.
– Что ж, тогда я наверняка не буду первым, кто решит отступить.
Они оценили его юмор, и их предводитель кивнул головой:
– Ты выглядишь довольно крепким. Ступай с нами.
Бен-Гур тоже сбросил верхнее одеяние.
– Вы думаете, что может произойти сражение? – негромко спросил он, затягивая пояс.
– Да.
– С кем?
– Со стражей.
– С легионерами?
– Кому же еще доверяют охрану римляне?
– И чем же вы думаете с ними биться?
Они молча уставились на него.
– Что ж, – продолжал он, – мы сделаем все, что сможем; но не лучше ли будет выбрать себе предводителя? Легионерами командует офицер, и нам тоже надо иметь командира.
Галилеяне еще более удивленно воззрились на него, словно такая простая мысль даже не приходила им в голову.
– Ладно, тогда по крайней мере давайте держаться все вместе, – сказал он. – Я тоже готов, и теперь мы можем идти.
– Да, мы идем.
Караван-сарай, как помнит читатель, был расположен в Вифезде, Новом городе. Чтобы добраться до Претория, как теперь римляне называли дворец Ирода на Сионском холме, галилеянам и Бен-Гуру предстояло пересечь низину к северу и западу от Храма. Узкими улочками они быстро обогнули район Акры и подошли к Мариамнской башне, откуда было уже рукой подать до больших ворот в обнесенном стеной холме. По дороге им встретилось немало людей, поднятых на ноги вестями о готовящемся святотатстве. Когда же они, наконец, добрались до ворот Претория, то увидели процессию старейшин и раввинов, которая входила в здание, оставив во дворе Претория куда большую числом возмущенную толпу.
У входа во дворец нес стражу пехотный манипул под командованием центуриона. Воины были выстроены цепью под нависавшей над ними прекрасной зубчатой стеной, выложенной из мрамора. Солнце било солдатам в лицо, заставляя ослепительно сверкать их шлемы и начищенные умбоны
[137]
на щитах. Они стояли подобно статуям, не обращая внимания на жару и крики толпы. В широко открытые бронзовые ворота все прибывали и прибывали люди.
– Что там происходит? – спросил один из галилеян выходившего человека.
– Да ничего особенного, – последовал ответ. – Раввины стоят у внутренних дверей, просят встречи с Пилатом. Он отказался выйти к ним. Тогда они отправили одного из них сказать Пилату, что не уйдут, пока он их не выслушает. Так что они до сих пор ждут ответа.
– Давайте войдем внутрь, – предложил Бен-Гур, видя, что его спутники не решаются этого сделать.
За воротами росли ряды покрытых листьями деревьев, в тени развесистых крон которых стояли длинные лавки. Люди, как входящие в ворота, так и выходящие из них, старательно избегали прохладной тени, падавшей на белую, тщательно выметенную мостовую. Иностранцу это показалось бы странным, но существовало установленное раввинами правило, согласно которому в пределах стен Иерусалима не должны были высаживаться зеленые растения. Как говорили, даже мудрый царь, пожелавший разбить сад для своей невесты-египтянки, был вынужден найти для него место только за городскими стенами, в долине за источником Энрогель.
Над кронами деревьев были видны фронтоны дворца. Повернув направо, Бен-Гур и галилеяне вскоре оказались на просторной площади, с западной стороны которой возвышалась резиденция правителя. Возбужденная толпа народа заполняла площадь. Все лица были повернуты к портику, которым завершался широкий вход, сейчас наглухо закрытый. Под портиком выстроилось в шеренгу еще одно подразделение легионеров.
