Глава 4
Чудо
В начале третьего часа дорога перед тем местом, которое избрали для себя прокаженные, стала наполняться путниками, идущими в направлении Вифинии и Виффагии. Прошел еще час, и на вершине Масличной горы появилась большая толпа из нескольких тысяч человек, которые направлялись вниз по дороге. Бодрствовавшие женщины с удивлением увидели, что каждый человек в этой толпе нес в руке свежесрезанную пальмовую ветвь. Пока они старались понять, что бы это значило, шум, исходивший от другой толпы, двигавшейся с востока, заставил их обратить взоры в ту сторону. Мать разбудила Тирцу.
– Что все это значит? – спросила та, протирая глаза.
– Он приближается, – ответила мать. – Те, кого мы видим идущими от города, направляются, чтобы приветствовать Его. Те же, кого мы слышим на востоке, – Его друзья, идущие вместе с Ним. И вполне возможно, что они могут встретиться прямо здесь.
– Я боюсь, что в этом случае нас никто не услышит.
Такая же мысль пришла и в голову матери.
– Амра, – спросила она, – когда Иуда рассказывал про исцеление десяти человек, что он сказал – какими словами они воззвали к Назаретянину?
– Они говорили либо: «Господи, яви нам свое сострадание», либо: «Господи, смилуйся».
– Только эти слова?
– Других слов в его рассказе я не слышала.
– Тогда этого будет достаточно и нам, – пробормотала вполголоса мать.
– Да, – кивнула головой Амра. – Иуда сказал, что сам видел, как они ушли здоровыми.
Между тем люди с востока медленно приближались. Когда первые из них, шедшие во главе толпы, показались на дороге, взгляд прокаженных привлек человек верхом на осле, двигавшийся в окружении особо избранной группы певших и танцевавших вокруг него от избытка чувств. Всадник ехал с непокрытой головой и был облачен в белые одежды. Когда он приблизился настолько, что его можно было рассмотреть более ясно, то женщины с удивлением увидели светло-оливкового цвета лицо, на которое падала тень от длинных каштановых волос, несколько выгоревших на солнце и разделенных пробором посередине головы. Человек не смотрел ни налево, ни направо. В буйном ликовании своих приверженцев он не принимал никакого участия. В то же время их крики его нисколько не тревожили и не выводили из того меланхолического состояния, в которое он был погружен, судя по выражению лица. Лучи солнца падали ему на затылок и, играя на поднятых ветерком волосах, образовывали вокруг головы некое подобие золотого нимба. Толпа, с песнями и плясками следовавшая за ним, была столь велика, что последние терялись из виду. Без всяких пояснений прокаженным стало ясно, что это был Он – удивительный Назаретянин!
– Он здесь, Тирца, – сказала мать, – Он уже здесь. Подойди ко мне, дитя мое.
Произнеся эти слова, она скользнула по поверхности белой скалы и упала на колени.
Рядом с ней опустились на колени дочь и служанка. Затем, увидев процессию, следовавшую с востока, тысячи идущих из города людей остановились и принялись размахивать зелеными ветвями, крича или, скорее, скандируя (ибо голоса их слились в единый глас):
– Благословен будь, Царь Израильский, явившийся нам во имя Господа!
И все шедшие вместе с верховым, дальние и ближние, ответили столь мощным криком, что воздух, казалось, задрожал от него и словно вихрь пронесся по склону холма. В этом громе голосов крики наших бедных прокаженных были подобны не более чем щебетанию воробьев.
Еще через несколько мгновений две толпы слились в одну. Настала именно та возможность, о которой мечтали несчастные. Если бы им не удалось воспользоваться случаем, то подобная возможность была бы утеряна навсегда, а вместе с ней и все их надежды на выздоровление.
– Ближе, дитя мое, давай подойдем поближе. Он нас не услышит, – сказала мать.
Встав с колен, она стала проталкиваться вперед. Ее иссохшие руки были подняты высоко вверх, она издавала пронзительные крики. Оборачивавшиеся на эти крики люди, увидев ее страшное лицо, застывали от ужаса – предельное человеческое страдание производит на окружающих тот же эффект, что и царское величие, облаченное в золото и пурпур. Тирца, шедшая чуть позади, от слабости через несколько шагов упала и не решилась следовать дальше.
– Прокаженные! Прокаженные!
– Побить их камнями!
– Проклятые Богом! Убить их!
Эти крики сыпались на головы несчастных из толпы, многие в которой были слишком далеко от них, чтобы увидеть и понять, что именно происходит. Некоторые, однако, понаслышке знали о природе человека, к которому взывали несчастные. Другие же после долгого общения с Ним восприняли кое-что от Его божественного сострадания: они смотрели на Него и ничего не сказали, когда Он подъехал ближе и остановился прямо перед старшей из женщин. Она смотрела прямо ему в лицо – спокойное, печальное, красивое. Большие нежные глаза его были полны сострадания.
Вслед за этим произошел следующий диалог:
– О Господи, Господи! Ты видишь наши страдания; Ты можешь исцелить нас. Пролей на нас свое милосердие – помилуй нас!
– Веришь ли ты в то, что я способен сделать это? – спросил Он.
– Ты Тот, о Ком возвестили нам пророки, – Ты Мессия! – ответила она.
Его глаза излучали сияние, все поведение являло уверенность в себе.
– Женщина, – сказал он, – велика твоя вера. Да будет дано тебе по твоей вере так, как ты того хочешь.
Сказав это, Он постоял еще одно мгновение – всего только одно, не обращая внимания на толпу вокруг, и затем снова пустился в путь. Вслед Ему прощальным приветствием прозвучали вдохновенные слова благодарной женщины:
– Слава в вышних Богу! Благословен, трижды благословен Сын Божий, сниспосланный Им!
И тут же обе толпы, пришедшие из города и из Виффагии, сомкнулись вокруг него с криками радости, восклицая «Осанна!», размахивая пальмовыми ветвями, оставив прокаженных позади. Покрыв голову покрывалом, мать бросилась к Тирце и заключила ее в свои объятия с криком: «Дочь моя! Он обещал мне, Он воистину Мессия!» И обе женщины оставались коленопреклоненными, пока процессия в своем медленном движении не скрылась за вершиной. Когда же шум и пение стали едва слышны, началось чудесное превращение.
Сначала прокаженные ощутили движение свежей крови; она наполняла их жилы, бурля в них и согревая тела, и под напором этой волны они испытали невыразимо приятное чувство безболезненного исцеления. Каждая из них ощущала, как недуг начинает исчезать; их силы прибывали; они вновь обретали самих себя. Вслед за этим, словно для того, чтобы завершить процесс исцеления, стал возрождаться их дух, вознося своих обладательниц на волну исступленного восторга.
Свидетелем происходящего с ними была не только Амра. Читатель, без сомнения, помнит, с какой преданностью Бен-Гур следовал за Назаретянином во всех Его странствиях. Если же еще читатель вспомнит разговор, имевший место накануне вечером, то вряд ли удивится, узнав, что молодой еврей присутствовал в толпе в тот момент, когда прокаженная женщина появилась на пути паломников. Он слышал ее молитву и видел ее обезображенное болезнью лицо. Слышал он и ответ на ее мольбу и, хотя видел происходившее вслед за этим не однажды, тем не менее не мог привыкнуть к подобному зрелищу. Находясь недалеко от разыгравшейся при дороге сцены, Бен-Гур выбрался из процессии и присел на камень, чтобы наблюдать за всеми последующими событиями.
