– Есть кое-что, – сказала она.
Есфирь проследила за ее взглядом и, быстро все поняв, ответила:
– Конечно.
Айрас подошла к малышам, опустилась коленями на львиную шкуру и поцеловала каждого из малышей. Медленно поднявшись на ноги, она несколько секунд смотрела на них, а затем направилась к двери и вышла из комнаты, не произнеся ни слова прощания. Шаги ее были быстрыми, и, прежде чем Есфирь смогла сообразить, как ей поступить, египтянка уже покинула дом.
Узнав об ее визите, Бен-Гур понял, что его давнишние догадки справедливы – в день распятия Айрас покинула своего отца ради Мессалы. Тем не менее он снова послал на ее поиски, но впустую; ее никто больше не видел и ничего не слышал о ней. Голубой залив, под лучами солнца весело играющий волнами, надежно хранил свои мрачные тайны. Будь у него язык и желание, он мог бы поведать нам об Айрас.
Симонидис дожил до глубокой старости. На десятом году правления императора Нерона он отошел от дел, столь долго сосредоточенных в кабинете его склада в Антиохии. До последних дней он сохранил ясную голову, что весьма прибыльно сказывалось на его делах.
В один из дней этого упомянутого года он сидел в своем кресле на террасе склада. Рядом с ним стояли Бен-Гур, Есфирь и трое их детей. Речное течение медленно покачивало ошвартованное у берега последнее их судно; все остальные были проданы. За долгие годы, прошедшие со дня распятия, еще только одно событие омрачило закат его жизни – смерть матери Бен-Гура. Однако христианские верования смягчали постигшее его горе.
Судно, о котором мы упомянули, пришло всего лишь пару дней назад, принеся с собой известия о преследованиях христиан, начатых в Риме Нероном. Стоявшие на террасе как раз обсуждали эти новости, когда Маллух, по-прежнему служивший своему другу, вошел в комнату и протянул Бен-Гуру небольшой пакет.
– Кто это принес? – спросил тот, прочитав послание.
– Какой-то араб.
– Где он?
– Он сразу же ушел.
– Послушайте, – сказал Бен-Гур Симонидису и Есфири.
И он прочитал следующие строки:
«Я, Илдерим, сын Илдерима Щедрого и шейх племени Илдерима, – к Иуде, сыну Гура.
Узнай, о друг моего отца, сколь мой отец любил тебя. Прочитай то, что я посылаю тебе при этом, и ты все поймешь. Его воля – это моя воля; поэтому то, чем владел он, ныне принадлежит тебе.
Все, что парфяне взяли у него после большой битвы, в которой он погиб, я, отомстив за него, отобрал у них – его письмо, а также всех детей Миры, которая еще при нем стала матерью столь многих звезд.
Мир тебе и всем твоим родным.
Этот глас из пустыни есть глас Илдерима, шейха».
Затем Бен-Гур развернул кусок папируса, пожелтевшего от времени, как побитый непогодой опавший лист шелковицы. Едва касаясь ветхого листа, он прочел:
«Илдерим, именуемый Щедрым, – к сыну и наследнику.
Все, чем я владею, о сын мой, станет твоим в тот день, когда ты придешь мне на смену, за исключением той собственности в Антиохии, которая известна под именем Пальмового сада. Его я оставляю сыну Гура, принесшему нам славу в цирке, – ему и его наследникам в вечное владение.
Не опозорь честь своего отца.
Илдерим Щедрый, шейх».
– Что ты скажешь? – спросил Бен-Гур у Симонидиса.
Есфирь осторожно взяла папирус из пальцев мужа и перечитала его про себя. Симонидис какое-то время молчал. Взгляд его был прикован к причаленному судну, но думал он о чем-то другом. Наконец он заговорил.
– Сын Гура, – задумчиво произнес он, – Господь был щедр к тебе в эти последние пять лет. Тебе есть за что быть Ему благодарным. Разве не настало время наконец обдумать значение всех Его даров, того наследства, которое теперь в твоих руках, и стать достойным его?
– Я понял это уже давно. Богатство послано мне для того, чтобы поставить его на службу подателю; и не какую-то часть, Симонидис, а все. Для меня стоял только один вопрос: как распорядиться им наилучшим образом? Так дай мне совет, молю тебя.
Симонидис ответил:
– Я был свидетелем тому, какие крупные суммы ты передал Церкви здесь, в Антиохии. Теперь же, почти одновременно с даром щедрого шейха, пришли и вести о преследованиях братьев наших в Риме. Перед нами открывается новое поле боя. Свет не должен погаснуть в столице.
– Так скажи же мне, как я могу поддержать его.
– Скажу. Римляне, даже Нерон, почитают священными лишь две вещи – я не знаю других, которые бы они так чтили, – это прах мертвых и места погребения. Если ты не можешь возвести храмы для почитания Господа нашего на поверхности земли, то построй их тогда под землей; храни их там от осквернения и погребай в них тела всех, погибших за веру.
Бен-Гур возбужденно вскочил на ноги.
– Прекрасная мысль, – сказал он. – И я не буду медлить с претворением ее в жизнь. Судно, которое принесло нам весть о страданиях наших братьев, доставит меня в Рим. Завтра же я пущусь в путь. – Он повернулся к Маллуху: – Приготовь судно, Маллух, и будь сам готов отправиться вместе со мной.
– Вот и хорошо, – сказал Симонидис.
– А ты, Есфирь, что скажешь ты? – спросил Бен-Гур.
Есфирь подошла поближе к мужу, положила руку ему на плечо и ответила:
– Так ты лучше всего послужишь Христу. О муж мой, позволь мне не сидеть дома, но отправиться с тобой и быть помощницей тебе.
Если кто-нибудь из моих читателей окажется в Риме, то пусть спустится в катакомбы Сан-Каликсто, более древние, чем Сан-Себастьяно. Там он сможет увидеть, во что превратилось богатство Бен-Гура, и вознести ему благодарность. Именно из этой гробницы христианство вышло на белый свет, чтобы повергнуть в прах цезарей.
История Бен-Гура в кино
Роман Лью Уоллеса был экранизирован в Голливуде трижды: в 1907, 1925 и 1959 годах. Сейчас готовится мультипликационная версия, которая должна быть выпущена в Америке на видео в декабре. Самым известным считается фильм 1959 года режиссера-классика Уильяма Уайлера; он до сих пор удерживает пальму первенства по числу полученных «Оскаров». Только одной картине удалось набрать те же заветные 11 статуэток – это был «Титаник» Джеймса Кэмерона.
Самый первый «Бен-Гур» был выпущен компанией «Kalem & С°» в 1907 году, всего лишь через два года после смерти Уоллеса. Его поставил Сидни Олкотт, а главную роль сыграл Херман Роттжер. Немая черно-белая лента с костюмами, позаимствованными из «Metropolitan Opera», длилась примерно 15 минут – столько, сколько позволял один ролик пленки. С этой картиной связан едва ли не первый в истории кино судебный процесс о копирайте: «Kalem & С°» экранизировали книгу без согласия издателей. Дело дошло до Верховного суда Америки, который решил, что действие закона о копирайте на кинофильмы также распространяется.
