В размышлениях томиться?
Мы грядущего не знаем
[53]
.
Бен-Гур, не обращая на них внимания, упорно шел вперед и наконец добрался до самого сердца долины: там буйствовала изумрудная зелень листьев и пейзажи ласкали взор. Чуть утомившись, он поддался искушению отдохнуть на обочине тропинки. Немного постояв, он сквозь густую листву заметил белый блеск мрамора и, поняв, что там стоит какая-то статуя, углубился под прохладную сень деревьев.
Мягкая трава под ногами сверкала изумрудной зеленью. Деревья росли не плотно, так что Бен-Гуру не приходилось продираться сквозь заросли. Здесь были представлены породы, как росшие на Востоке, так и привезенные из дальних стран. Царственные пальмы соседствовали с платанами, темная листва лавров оттеняла свежую зелень дубов. Громадные кедры, словно желая оправдать свое название «царей Ливана», высоко возносили свои кроны, под которыми уютно чувствовали себя шелковицы и терпентинные деревья, столь прекрасные, словно были перенесены сюда из райского сада.
Дафна была изваяна в виде девушки изумительной красоты. У ее пьедестала на разостланной тигровой шкуре спали в объятиях друг друга юноша и девушка. Рядом на земле лежали орудия их труда – его топор и серп и ее корзина, – небрежно брошенные на охапку увядших роз.
Зрелище это озадачило Бен-Гура. Отступив назад и скрывшись в зарослях благоухающего кустарника, он стал размышлять над увиденным. Чуть ранее он, как ему казалось, понял, что очарование великолепной рощи составлял покой без страха, и уступил ему. Но теперь, увидев этот сон среди бела дня – этот сон у подножия Дафны, – он понял то, что ранее заявляло о себе чуть ясным намеком. Законом этого места была Любовь, но Любовь вне рамок Закона.
Так вот каким был сладкий покой рощи Дафны!
Так вот чему приносили дары цари и князья!
Так вот чему искусные служители культа подчинили природу – ее птиц, ее ручьи, ее лилии, реку, труд множества рук, святость алтарей, животворящую силу солнца!
Приятно отметить, что на обратном пути Бен-Гур, погруженный в подобные рассуждения, испытал нечто вроде сожаления к почитателям этого громадного природного храма; особенно к тем из них, кто трудами своих рук поддерживал его в столь великолепной красоте. Теперь их мотивы, стремления, побуждения были ясны для него. Некоторых из них, без всякого сомнения, привлекло сюда обещание обрести незыблемый покой в этой священной обители, красоте которой при отсутствии денег они могли пожертвовать свой труд. Но таких, безусловно, среди поклонников этого места было немного. Сети Аполлона широки, но ее ячейки узки. Попадали в них и сибариты со всего света, и приверженцы чувственности, для которых Восток оказался истинной находкой. Находил здесь свое место и популярный певец, и его несчастливая любовница, и философ, которому для высшего наслаждения было необходимо уединение. Добрейший читатель, почему бы и не сказать правды? Почему бы и не открыть глаза на то, что в тот век на всей земле было только два народа – тот, что жил по закону Моисея, и тот, что жил по закону Брамы. Только они могли сказать: «Лучше закон без любви, чем любовь без закона».
Взгляд Бен-Гура, быстрым шагом идущего по роще, стал теперь более прохладным. Губы его временами кривила усмешка. Он сам чуть было не попался в ловушку.
Глава 7
Стадион в роще Дафны
Бен-Гур оказался перед стеной кипарисов, каждый из которых толщиной напоминал колонну храма, а стройностью – корабельную мачту. Войдя под их тень, он услышал донесшийся до него веселый зов трубы и тут же увидел вытянувшегося на траве человека, с которым обменялся парой слов по дороге в рощу. Тот встал и подошел к Бен-Гуру.
– Я снова желаю тебе мира, – с приятной улыбкой произнес он.
– Благодарю, – ответил Бен-Гур и спросил: – Нам по пути?
– Если ты, как и я, направляешься на стадион.
– Стадион?
– Ну да. Именно туда эта труба и призывает соперников померяться силами.
– Мой дорогой, – откровенно сознался Бен-Гур, – должен сказать, что впервые здесь и почти ничего не знаю о роще; так что, если тебе будет угодно разрешить мне следовать за тобой, я буду чрезвычайно признателен.
– Я буду польщен. Слушай! Я слышу звук колесниц, они занимают места на дорожках.
Бен-Гур несколько секунд прислушивался, а затем, завершая церемонию представления, положил свою ладонь на предплечье мужчины и сказал:
– Я сын Аррия, дуумвира.
– Я Маллух, торговец из Антиохии.
– Что ж, любезный Маллух, звук трубы, скрип колес и возможность увидеть соревнование чрезвычайно заинтересовали меня. У меня есть кое-какой опыт в подобных делах. Мое имя знают в палестрах Рима. Пойдем же туда.
Маллух несколько секунд колебался, но потом все же спросил:
– Дуумвир был римлянином, а его сына я вижу в одежде еврея.
– Благородный Аррий сделал меня своим приемным сыном, – ответил Бен-Гур.
– Я понял и прошу прощения.
Выйдя из кипарисовой рощицы, они оказались на поле, по которому была проложена дорожка для гонок колесниц. Полотно ее было выложено мягкой землей, смешанной с песком, укатано и обрызгано водой. Вдоль краев дорожки, ограждая ее, тянулись веревки, свободно навитые на воткнутые в землю копья. Для зрителей были сооружены трибуны, затянутые от солнца навесом и оборудованные сиденьями. Вновь прибывшие нашли два свободных места на одной из них.
Бен-Гур считал колесницы по мере того, как они проезжали мимо них, – всего их оказалось девять.
– Молодцы ребята, – сказал он с одобрительным кивком. – Я думал, что здесь, на Востоке, вряд ли кто-то решится на что-то большее, чем двойная запряжка; но они оказались честолюбивы и выставляют поистине королевские четверни.
Восемь четверок миновали трибуны, некоторые обычным шагом, другие рысью; колесничие великолепно правили своими скакунами. Последняя, девятая, колесница пронеслась галопом. Бен-Гур пришел в восторг и не мог сдержать своих чувств.
– Мне приходилось бывать в конюшнях самого императора, Маллух, но, клянусь благословенной памятью отца нашего Авраама, даже там я не видел ничего подобного.
Последняя четверка как раз разворачивалась, чтобы занять свое место. Внезапно постромки перепутались, лошади сбились с шага. Один из зрителей что-то неразборчиво крикнул. Бен-Гур обернулся на звук и увидел, что какой-то старик привстал со своего места в верхнем ряду, размахивая руками. Глаза его страстно сверкали, длинная седая борода трепалась в воздухе. Некоторые из зрителей поближе к нему не могли удержаться от смеха.
– Они должны уважать по крайней мере его возраст. Кто это? – спросил Бен-Гур.
– Могущественный житель пустыни, обитающий где-то за царством Моаб
[54]
, владелец стад верблюдов и табунов лошадей, из рода гонщиков первых фараонов – шейх Илдерим, – ответил Маллух.
