– Ну, теперь-то вы сможете жить так, как вам захочется? – закинул он удочку.
– Это уж точно, – дернула плечиком Зина. – Теперь – да. Вот закончу дела с нотариусом – и в Париж.
– К любовнику? – понимающе улыбнулся Кис.
До них донесся детский вопль и рассерженный голос Анны Павловны.
– Вы что? Разве при такой жизни можно завести любовника? – кивнула на дверь Зинаида. – Я детьми была постоянно прикована к дому, как кандалами! Герочку умиляло, когда он видел меня с младенцем на руках… Мадонну, блин, себе нашел… Ему наплевать, что моя молодость проходит в горшках и пеленках. – Зина едва не плакала от жалости к себе. – Что время уходит, красота уходит… Вы все, мужчины, – рабовладельцы! А мне из одного рабства в другое неохота! Нет уж, больше ни мужей, ни любовников – только свобода! – Она вдруг прихватила правой рукой кисть левой и с хрустом ломанула пальцы. Хруст, по всей видимости, должен был подтвердить ее решительность. – Я еще наверстаю упущенное, еще не вечер!
– А муж был вам верен?
– Шутите? Зачем ему еще кто-то при молодой красивой жене? Да Гера меня на руках носил! У меня было все!
– Кроме свободы, – подсказал Кис.
– Кроме свободы… – согласилась Зина.
– На что вы будете теперь жить?
– На все это, – она обвела рукой гостиную. – Герочка все записал на мое имя.
– Какой-то «Вишневый сад» прямо, – удивился Кис. – Неужто вы станете продавать квартиру, чтобы поехать в Париж?
Зина пусто смотрела на него, словно пытаясь припомнить, к чему может относиться словосочетание «Вишневый сад». То ли вспомнив, то ли оставив бессмысленную затею, она засмеялась, качая головой.
– Господи, это же я так, фигурально! Конечно, есть и счета… А что это вы за меня так волнуетесь?
– О, нет, за вас я спокоен, – любезно оскалился в улыбке Кис, напомнив самому себе Фернанделя из старых фильмов, и сменил тему, указывая на торбу: – Что здесь?
– Герины бумаги. Вы же просили! Я понятия не имею, у нас уже кучу забрали, а эти остались. Хотите – забирайте с собой.
Киса это предложение вполне устраивало: чем скорее сумеет он покинуть этот сумасшедший дом, тем лучше. Он попросил посмотреть фотографии и тут же напрягся в предчувствии визга «Анна Пална-а-а!!! Фотографии!!!».
Зинаида и впрямь уже набрала воздух в легкие, как дверь резко распахнулась и Славик, в одних трусиках, заложив руки за спину и широко расставив ноги на пороге, отчеканил:
– Вы все говны!
После чего он царственно развернулся и потопал навстречу переполошившейся няне.
Глядя на худенькую удаляющуюся спину, исполненную великолепного, недетского презрения, Кис подумал, что крошка Славочка наверняка бессознательно копирует папу Герочку… Уже покойного.
* * *
– Цветик, ты не спишь? Слышь, это из-за папки!
– Чего из-за папки-то?
– Мамка меня не любит. Ей папка, наверное, не разрешает. Сам не любит и мамке не разрешает.
– Да кого он любит, папка, кроме самогонки? Никого! Никто ему не нужен, была бы бутылка. С работы приходит, как волчара злой, а выпьет – дрыхнет. А ты чего-то все выдумываешь, выковыриваешь: любит – не любит…
– А вот и нет! Он, как выпьет, раньше, чем спать, добрый делается. Тебя про уроки спросит… И мамку поласкает, а уже потом дрыхнет. А мне только пинка дает!
– Чудной ты, прости господи. Другие мальчишки, смотри, домой придут: мать, жрать давай! От батьки, когда пьяный, спрячутся, переждут – и во двор, с другими пацанами играть! А ты все копаешься, все один, с другими мальчишками не дружишь, ни в футбол поиграть, ни подраться… Сидишь дома да волчонком следишь: а как мамка, а как папка на тебя посмотрели… Оно тебе надо? Прям девчонка, и только!
– Я не девчонка! Я сильный! Всех побью! И папку могу побить…
– Скажешь тоже, папку! Да он тебя одним пальцем сшибет!
– Побью! Вот только подрасту немножко.
– А вот и подрасти сначала. А пока спи давай.
* * *
Дома Алексея поджидала сцена под названием «Не ждали». Молодежь в лице Юли и Ваньки как-то подозрительно всполошилась при его появлении. Оба суетливо выскочили откуда-то в коридор, и Юля, краснея, поспешила объяснить, что она задержалась, так как готовила борщ, потому что ей надоело смотреть, как двое нормальных мужчин питаются каждый вечер пельменями. Но что вот она уже уходит и мешать никому не будет…
Кис приобнял девчушку за плечи и повел в направлении кухни, приговаривая:
– Как это «ухожу», а борщ? Сейчас вместе будем ужинать!
Ванька тоже вякнул из-за спины Алексея, стараясь придать голосу солидность:
– Конечно, Юлька, оставайся, ты чего?!
Борщ удался на славу, Алексей с Ваней нахваливали наперебой, Юля рдела от удовольствия, как ее борщ, и ужин прошел в славной дружеской обстановке.
– Я приберу? – с надеждой спросила Юля после ужина.
– Юлечка, вас никто отсюда не гонит, имейте в виду, – усмехнулся Кис. – Впрочем, прибрать – это хорошая мысль. Иван вам, без сомнения, поможет. А я, с вашего позволения, пойду поработаю.
Ванька метнул на Алексея благодарный взгляд. У них был уговор: тусовки ограничены, и только с предварительным согласием Киса, ночевок же никаких и категорически – ни девочкам, ни мальчикам. Кис не забыл свои студенческие времена, когда все засиживались, метро закрывалось, народ оставался ночевать как попало и где придется. А утром ищи свою щетку или бритву… Или полуголые девицы будут слоняться по хате в поисках туалета или душа. Нет, превращать в студенческое общежитие свою квартиру Кис не намеревался. Так что его разрешение Юле остаться было жестом исключительным, вызванным личной симпатией к маленькой секретарше, и Ванек это благодарно оценил.
Александра уехала на три дня в командировку, вечер был в полном распоряжении детектива (что его, впрочем, особо не радовало), и он приступил к изучению своего дневного улова.
Директор банка Герман Хрупов, похоже, писем никогда не писал. Или их не хранил? В ковровом мешке, который Кис окрестил «торбой», оказалось несколько старых скоросшивателей, пластиковый пакет с открытками, еще один с фотографиями, которые туда сунула до кучи няня Анна Павловна, да какие-то странные мелочи: поломанный брелок для ключей, упаковочная шелковая ленточка – из тех, что можно увидеть на подарочных коробках, – крошечный медвежонок из пластмассы, голубая звезда с блестками, напоминавшая елочное украшение, пустой флакончик из-под французских духов, еще хранивший слабый нежный запах… Теперь смысл этих вещиц постичь было невозможно, и Зинаида вряд ли могла помочь детективу: наверняка вещицы были из жизни Хрупова до нее. Кис счел, что придется ему и первую жену Хрупова навестить – она могла в отличие от Зины что-то помнить…
