Несмотря на неудачное селекторное совещание, Белый дом, должно быть, до конца не верил в то, что Guardian все-таки осмелится издать секретный приказ. Через несколько минут после публикации Кейтлин Хейден послала Акерману вопрос: «Вы все-таки решились на это, ребята?»
Высшие должностные лица скептически относились к подобной головокружительной скорости публикации. В АНБ, должно быть, взялись за поиски утечки, но не осознавали, что в распоряжении Guardian не один сверхсекретный документ, а тысячи. Гибсон говорит: «Мы действовали стремительно. Мы понимали, что у нас действительно крайне мало времени, чтобы предать эти истории огласке, прежде чем начнутся преследования».
Сноуден утверждал, что разоблачения, связанные с Verizon, спровоцируют общественную бурю. Гибсон и Миллар не были в этом так убеждены; история была хорошая, это уж точно, но какой она вызовет резонанс? Выполнив все, что было намечено на день, Акерман пригласил свою жену Мэнди на обед в корейский ресторан, где первым делом заказал большую порцию пива. Недавно опубликованный материал по Verizon он перекачал к себе на iPhone. Он показал его Мэнди. «Боже мой!» — воскликнула она. Акерман заглянул к себе на Twitter: новости о публикации Guardian распространялись стремительно. Он с опаской огляделся. А вдруг те двое за соседним столиком — агенты ФБР?
Подобная паранойя была вполне понятна. С этого времени Guardian стала объектом интенсивного преследования со стороны АНБ. Внезапно мир изменился. Все занервничали. Было не совсем ясно, на каком юридическом основании АНБ шпионит за журналистами, выполняющими свою работу и защищенными первой поправкой конституции. Но становилось очевидно, что былой неприкосновенности их электронной «приватности» пришел конец. В 19:50 Миллар вышел из офиса, сел в метро и вернулся к себе домой в Бруклин; сегодня у его близняшек был пятый день рождения, и он хотел успеть поглядеть на них перед сном. (Миллар сказал дочери: «Я не хотел пропустить твой день рождения, любимая». А она в ответ: «Но ты все-таки его пропустил, папа».)
Через какие-нибудь 20 минут Миллар уже мчался обратно на работу и с удивлением обнаружил, что по адресу Бродвей, 536 уже вовсю ведутся какие-то земляные работы. Прямо перед офисом Guardian начали вскрывать тротуар, и для вечера среды активность коммунальщиков вызывала удивление. Старый асфальт очень быстро заменили новым. Еще одна бригада землекопов почему-то затеяла работы у дома Гибсон в Бруклине. У офиса вашингтонского бюро Guardian также трудились строительно-ремонтные бригады. Вскоре каждый человек, который участвовал в публикации утечек Сноудена, мог отметить для себя ряд необычных совпадений: это были «таксисты», которые не знали дорогу или забывали потребовать с клиента оплату, «мойщики окон», которые все время задерживались рядом с кабинетом редактора.
В последующие несколько дней ноутбуки Guardian неоднократно испытывали сбои в работе. Особенно не повезло Гибсон. Одно ее присутствие катастрофически сказывалось на работе техники. Ее зашифрованные чаты с Гринвальдом и другими журналистами прерывались, и возникали подозрения, что их все-таки подслушивают. На одном из подозрительных компьютеров она приклеила листок с надписью: «У нас гости! Не использовать». Даже если бегло взглянуть на документы Сноудена, становится ясно, что АНБ может «посредничать» где угодно, — иными словами, незаметно подключаться в сеанс связи между двумя сторонами и скачивать сугубо частную информацию. Все «игроки», вовлеченные в историю Сноудена, прошли путь от новичков в области кодирования данных до знатоков. «Нам нужно было как можно скорее овладеть шпионским ремеслом», — рассказывает Гибсон.
В тот вечер уставшие после напряженной работы журналисты принялись готовить к публикации следующий эксклюзив: о программе PRISM. В полночь в офис пришли Расбриджер и Боргер; находясь еще на борту самолета, Расбриджер штудировал разделы американского законодательства, и в частности закон о шпионаже. Сев утром в метро в направлении станции «Спринг-стрит», ближайшей к нью-йоркскому офису Guardian, они случайно проехали свою остановку. Перебежав на другую сторону платформы, зашли в поезд, следующий в противоположном направлении. «Зато оторвемся, это собьет их с толку», — пошутил Расбриджер, подразумевая, что за ними может быть хвост. После того как он пролистал черновой вариант следующей истории, о PRISM, настроение у него было ликующее…
Материал был отличный. АНБ утверждало, что у него есть секретный прямой доступ к системам Google, Facebook, Apple и других американских интернет-гигантов. В соответствии с данной программой, о которой раньше никто не знал, аналитики АНБ могли собирать контент электронных сообщений, историю поисковых запросов, информацию о лайв-чатах и переданных файлах. В распоряжении Guardian имелась соответствующая презентация PowerPoint в объеме 41 слайда, помеченная грифом «Строго секретно» и запрещенная для демонстрации даже иностранным союзникам. Очевидно, она использовалась для обучения аналитиков. В документе говорилось о «сборе непосредственно с серверов» крупнейших американских провайдеров услуг. Можно было предположить, что Кремниевая долина будет от этого всячески открещиваться…
Когда группа снова собралась утром на совещание, предстояло вынести непростые редакционные решения. Сколько этих слайдов может опубликовать Guardian? И нужно ли вообще это делать? На некоторых из них сообщались детали ранее неизвестных разведывательных операций за границей. Предавать их огласке особого смысла не было. Было также важно — с юридической точки зрения и в интересах справедливости — попытаться выяснить реакцию американских технологических компаний. Это задание получил Доминик Раш, бизнес-репортер Guardian.
И теперь еще Белый дом… PRISM представляла собой еще большую тайну, чем история с Verizon. Сколько раз нужно предупредить Белый дом, прежде чем начать публикацию?
Гибсон сняла трубку: предстоял еще один непростой разговор. На другом конце линии был Боб Литт и пресс-секретарь Управления национальной разведки Шон Тернер; другие службы безопасности тоже были проинформированы. Гибсон объяснила, что Белый дом получает еще один шанс выразить озабоченность по поводу определенных проблем в сфере национальной безопасности. Ее спросили, причем в довольно шутливом тоне: «А вы могли бы направить нам копию своей истории, чтобы мы могли взглянуть?» Но Гибсон ответила: «Мы не собираемся этого делать».
Многие из слайдов вызывали вопросы. Проблема заключалась еще и в том, что плагины для просмотра слайдов в Белом доме и в Guardian не совпадали; отсюда возникали различия в некоторых цветах. Однажды Гибсон сказала: «Искренне сожалею. Забавно, когда вы говорите о фиолетовом поле». Со стороны Guardian — смех, со стороны Белого дома — смущение. Это был один из моментов «межкультурной» путаницы.
Естественно, АНБ было против публикации любого из слайдов; неважная для ведомства неделя превращалась в настоящее бедствие. Гибсон, однако, настаивала на том, что Guardian должна раскрыть даты, когда Microsoft, Yahoo и прочие технологические гиганты поставили свои подписи под агрессивной программой PRISM; этот слайд имел ключевое значение. «Нам нужно это издать. Для меня это главное, — сказала она, подчеркивая: — Все оперативные данные мы оттуда убрали».
