Жила миссис Холси на Черч-роуд в Торнфорде – деревушке милях в восемнадцати от Шафтсбери, в старинном фермерском доме. Когда-то это была процветающая ферма, чьи угодья простирались позади дома, который теперь с обеих сторон оказался зажат рядом небольших сельских домиков. Обманчиво маленький снаружи – с трудом верилось, что в нем хватает места даже одному человеку, – внутри он простирался далеко в обе стороны от небольшого коридора с каменным полом, являя собой странный лабиринт комнат, которые со временем были превращены в гостиную, столовую, рабочий кабинет, кухню и игровую комнату для детей, хотя дети теперь здесь больше не жили. Из коридора лестница вела на второй этаж, где расположились три спальни.
В доме были низкие потолки, удобная мебель, репродукции на стенах, кружевные занавески на окнах и цветы из сада Шэрон. Один Бог ведал, когда эта женщина выкраивала время, чтобы заниматься садом. Холси вечно была в работе и колесила по всему Дорсету, зорко следя за тем, чтобы «Свежая выпечка Маккеррона» соответствовала самым высоким стандартам качества.
Они встречались два раза в месяц, чтобы обсудить дела. Вот и сегодня была очередная такая встреча. В разговоре Алистер обмолвился о том, что Каролина сейчас в отъезде – помогает Клэр Эббот рекламировать новую книгу.
– Вот как? – откликнулась Шэрон. – Тогда почему бы тебе не прийти сегодня ко мне на ужин? Я утром запекла в духовке свиную рульку. Нам на двоих хватит.
– Разве ты не хочешь оставить часть на завтра? – спросил ее шеф.
– В этом нет необходимости, – ответила миссис Холси. – Давай, Алистер! Я-то привыкла ужинать одна, но ты – нет. Кстати, надолго она уехала?
– Каро?
Этого Маккеррон точно не знал. После смерти Уилла они все больше и больше отдалялись друг от друга. Самоубийство ее младшего сына явилось для обоих тяжким ударом, хотя он и оправился после этой утраты быстрее, чем она. Что и следовало ожидать, сказал себе Алистер. Он любил мальчиков Каролины – всегда любил, – но что греха таить, это ведь не его дети. Он никогда не относился к ним, как настоящий отец, неразрывно связанный с ними кровными узами.
А Каролина отказывалась это понять. В том, что ее муж быстро оправился после этой трагедии, она усматривала недостаточную любовь к Уиллу. Маккеррон же никак не мог ее в этом разубедить. В конце концов им стало легче избегать друг друга, чем смотреть друг другу в глаза и думать о том, что в данную минуту думает его спутник жизни.
– Думаю, ее не будет пару ночей, – ответил мужчина. – Они в Лондоне, у Клэр там дом.
– Повезло же ей! – сказала Шэрон, причем, как понял Алистер, без всякой задней мысли.
В ней совершенно не было зависти, как не было и потребности цепляться за прошлое, в котором она потеряла того, кого любила. Шэрон нисколько не похожа на Каро, подумал Алистер. Но даже сама эта мысль показалась ему сродни измене. Уж если он согласился поужинать с сотрудницей, то должен хотя бы хорошо думать о своей жене.
Шэрон впустила его в дом. В прихожей ощущался аромат свежесрезанных роз, стоявших в массивной вазе. Розовых, как и щеки самой хозяйки. Холси или воспользовалась к его приходу румянами, или просто почему-то засмущалась.
Она принарядилась к ужину, и на ее фоне Алистер почувствовал себя неловко. Вечер был по-летнему теплым, и Шэрон была в сарафане, открывавшем загорелые плечи, и босоножках на босу ногу. Маккеррон заметил у нее на груди россыпь веснушек, которая чуть ниже стыдливо пряталась в глубине выреза, а вокруг левой лодыжки – тонкую золотую цепочку, которой он раньше не видел.
Да и сами ноги оказались стройнее, чем он предполагал. А какая красивая у нее кожа, гладкая и чуть золотистая от загара! В отличие от нее, Алистер недавно проснулся после дневного сна и надел свою обычную одежду, в которой приходил в пекарню, – джинсы с постоянно белыми от муки швами и рубашку, которую, как обычно, застегнул под самое горло. Правда, сегодня из-за жары он закатал рукава.
До него только сейчас дошло, что следовало бы захватить что-нибудь с собой: цветы, вино или торт. Черт, как же он не додумался! Он сказал об этом вслух, но Шэрон покачала головой:
– Ерунда. Мы старые друзья – ты и я, – и давай с самого начала обойдемся без лишних условностей, договорились?
Ее фраза «с самого начала» должна была, по идее, заставить гостя подумать о том, что он делает в Торнфорде, но он воспринял ее, как случайный набор почти ничего не значащих слов.
Шэрон предложила выпить. Летом сама она предпочитает легкий крюшон «Пиммз», сказала она. Но у нее есть на выбор хорошее пиво, сидр и джин. Хотя за ужином они – решение окончательное – будут пить вино.
– Не хочу, чтобы ты закончил вечер мертвецки пьяным и заснул где-нибудь на дороге, – пошутила хозяйка дома.
Маккеррон выбрал «Пиммз» и, по приглашению Холси, прошел вслед за ней на кухню посмотреть, как она будет его готовить. Оттуда они перешли в сад позади дома. За садом раскинулись угодья старой фермы, которые, на их счастье, не подверглись вторжению новой застройки.
Алистер и Шэрон устроились в садовых креслах рядом с молодым деревцем лабурнума, с зеленых ветвей которого свисали длинные коричневые стручки. Дерево это было настоящим украшением сада. Однако хозяйка высадила его лишь после того, как выросли ее дети.
– Я всегда боялась, что они станут есть стручки, – пояснила она. – Я могла бы сказать им, что они ядовитые, но ты сам знаешь, как это бывает с детьми. Потеряй я хотя бы одного из них после того, как ушел из жизни их отец… – Шэрон осеклась и быстро добавила: – Извини, Алистер. С моей стороны бестактно говорить о таких вещах. Просто я нервничаю. Гости у меня бывают нечасто. И еще я слегка опьянела.
– У тебя лишь немного раскраснелось лицо, только и всего, – сказал ее начальник и тотчас решил, что брякнул глупость. Ну почему он не умеет непринужденно вести себя с женщинами?
– Неужели? – произнесла женщина. – Это не спиртное. Я… Э-э-э, просто я воспользовалась румянами, хотя обычно этого не делаю. Наверное, я выгляжу страхолюдиной, если ты это заметил. Лицо как у клоуна, да?
– Неправда, никакой ты не клоун, – возразил Алистер. Он сделал глоток крюшона, а затем еще один, надеясь, что алкоголь развяжет ему язык. Однако это не помогло: он не нашел ничего лучшего, как спросить: – И давно он умер?
На лице его собеседницы промелькнуло удивление.
– Кевин? Больше двадцати лет назад, – ответила она и сделала глоток из бокала.
– Ты никогда не рассказывала…
– Как он умер? Гангрена, – сказала женщина и, увидев на лице Алистера удивление и ужас одновременно, поспешила пояснить: – У него были проблемы с кишечником, и он запустил болезнь. В этих странных кармашках в его кишечнике застревали семена и прочая гадость. Развилась инфекция. Ему следовало правильно питаться, но он никогда не следил за своим здоровьем, и это его сгубило.
– О боже! – прошептал Маккеррон.
