– Конечно, я приеду, – пообещала Индия и протянула руку, но так и не прикоснулась к нему. – Поверь, Чарли, мне жаль. Я сильно переживаю. Ты же знаешь.
– Надеюсь, не из-за него, – сказал Голдейкер, кивнув на выход из церкви, возле которого Индию поджидал этот тип.
– Мне нет причин переживать из-за Нэта.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сама не знаю.
За шесть недель до описываемых событий
Август, 10-е
Шафтсбери, Дорсет
Жительница Лондона, Рори Стэтем всегда приезжала в Шафтсбери с одним и тем же чувством: будто ее уносит течением прочь от цивилизации, туда, где ветер приносит из широкой заболоченной чаши долины Блэкмор зеленый песок, отчего сам город уныл зимой и слишком подвержен превратностям английской погоды всю остальную часть года.
Лично для нее все претензии Шафтсбери на красоту сводились к живописной, мощенной брусчаткой улочке под названием Голд-Хилл, причем этот короткий, спускавшийся вниз с холма «проспект» предлагал случайному туристу всего две достопримечательности.
Первая состояла в возможности усладить взор вереницей довольно симпатичных старых домиков, прилепившихся к склону холма. Вторая предлагала – тем, кто имел глупость спуститься по улице вниз, – совершить тяжкое восхождение назад, в центр городка к церкви Святого Иоанна. В ясный день отсюда, с асфальтовой дорожки так называемого Паркового променада, открывался изумительный вид на чашу Блэкморской долины. Оттуда можно было увидеть даже далекие зеленые бугорки холмов Хэмблдон и Балберроу, а еще дальше – меловые гребни и известняковое плато острова Пурбек, лежащего в тридцати пяти милях от этого места. По мнению Рори, ничего другого заслуживающего внимания в городе не было.
Клэр Эббот всегда утверждала, что этот вывод ее редактора был полной чушью. Мол, на рыночной площади в центре городка есть вполне приличная средневековая церковь, а рядом с нею – ратуша, которая, хотя и была построена в XVIII веке, по крайней мере, выглядит достойной соседкой старинного храма.
Ах да, еще – хотя там и имелось великое множество благотворительных магазинчиков для такого маленького города, в Шафтсбери были также и пабы, чайные, отель, супермаркет, магазины одежды и полицейский участок. Все, что нужно для жизни, утверждала писательница. На все настойчивые вопросы Виктории о том, как Клэр может проводить столько времени в этом захолустье, когда у нее есть дом в Лондоне, та обычно отвечала коротким:
– Потому что это не Лондон, Рори.
После чего добавляла, что само отсутствие в Шафтсбери лондонских соблазнов или – «чего уж тут говорить!» – даже тех немногих, какими мог похвастаться Шерборн, и есть та самая причина, почему она предпочитает жить здесь. И вообще, заявляла она не раз, король Альфред правильно поступил, когда решил основать здесь город. Тот стоял на стратегически важном месте и был прекрасно защищен уже тем, что отсюда можно было издалека увидеть приближение врага.
Когда же Рори спросила подругу о том, от каких врагов прячется здесь она сама, та рассмеялась и сказала, что ее единственные враги обитают у нее в голове. Мол, стоит ей сесть за письменный стол, как они поднимают страшный шум, мешая ей работать. Но ветер их всех перекрикивает, добавила она.
Редактору было нечем на это возразить. Ветер здесь и впрямь был еще тот. Дом Клэр на Бимпорт-стрит, в западной части городка, был обращен фасадом на юго-восток. И хотя просторная лужайка перед ним давала возможность понежиться на солнце, сидя в старых садовых шезлонгах, сад позади дома страдал от того же, что и весь Променад, – от безумного ветра, насквозь продувавшего всю долину. Налетая один за другим, его порывы разбивались о заднюю стену дома Эббот. Задним садом можно было пользоваться лишь в самую хорошую погоду. Все остальное время он, как и сам город, был жертвой своего местоположения и особенностей рельефа.
Подъехав к дому Клэр, Рори открыла чугунные ворота – знак того, что дальше простираются частные владения. За воротами к стоянке для гостей вела короткая подъездная дорожка, а дальше располагался гараж, где стояла старенькая «Джетта» писательницы. Сейчас, в разгар лета, в листве дубов, что росли между домом и улицей, не было ни ветерка. Стэтем вылезла из своего «Фиата» и шагнула к задней двери, чтобы достать из машины переноску с Арло. Выпущенный на свободу пес принялся с радостным визгом носиться по лужайке, обнюхивая землю и «помечая» цветочные клумбы.
Стоял прекрасный день – теплый, ясный, сухой и безветренный. По прогнозам, завтрашний день ожидался такой же, если не лучше. Что было просто замечательно, потому что назавтра планировалось открытие мемориала, который Клэр создала в память о младшем сыне Каролины Голдейкер.
Рори и Арло приехали в Шафтсбери по случаю этой «церемонии», как ее назвала Эббот. Редактор не имела представления, что это будет, и, если честно, предпочла бы уклониться от этого мероприятия. Слишком много было у нее неотвеченных вопросов о том, что касалось Каролины Голдейкер, и все они вызывали у нее нехорошие мысли.
Но Клэр проявила настойчивость. Когда же дело касалось Клэр, Виктория обычно сначала колебалась, а потом уступала.
– Скажем так, я хотела бы видеть тебя здесь в качестве моей подруги, – сказала писательница. – Пожалуйста, пообещай, что приедешь, Рори. Потом мы могли бы… ну, не знаю… например, прокатиться в Чезил-Бич. Или в Корф-Касл? Или возьмем Арло и прогуляемся до замковой горы? Как скажешь. Называй свою цену.
Стэтем сказала ей, что никакой цены называть не будет, и пообещала приехать. Обещание это она сдержала. Подойдя к дому, редактор позвонила в звонок. Увы, ей никто не ответил. Тогда она порылась в сумке в поисках кошелька, где хранила ключи к обоим домам Клэр. Свистом подозвав Арло – мол, довольно, дружище, прекращай исследовать кусты, – вошла в дом и позвала хозяйку по имени.
Ответа не последовало. Тогда гостья позвала Каролину – с тем же результатом. Впрочем, какая разница? Она знает дом как свои пять пальцев.
– Ну, что ж, тогда заходим, – сказала Рори, обращаясь к своей собаке.
Войдя, она занесла сумку в спальню, которую обычно занимала, бывая в этом доме. Затем открыла окно и выглянула наружу – полюбоваться видом. Арло тем временем носом проверил, соответствует ли комната его собачьим стандартам.
Взгляд Рори тотчас выхватил место, которое Клэр выбрала для мемориала. Ярдах в пятидесяти за задним садом вниз уходила узкая полоска брусчатки Брич-лейн. На ее северной стороне, чуть дальше вдоль улицы, Стэтем заметила белый тент, а под ним – стопку складных стульев, ожидавших той минуты, когда их аккуратно расставят.
Возле стульев, о чем-то оживленно беседуя, стояли три человека. В одном из них Рори узнала Клэр. Руки у писательницы были сложены на груди, а взгляд устремлен на бивший под тентом ключ, который, журча, стекал в небольшой пруд, окаймленный недавно высаженным кустарником. Главными элементами мемориала были высеченные из известняка скамьи, а также нечто, что в данный момент было накрыто чехлом – по всей видимости, мемориальная плита.
