– Но только с тобой.
Вот так все и началось. И потом он не чувствовал абсолютно никакой вины – скорее, безмерную благодарность за то, что господь подарил ему эту удивительную женщину.
Странно, но так оно и было. Шэрон принадлежала ему. Чтобы он заботился о ней, любил ее, лелеял, и… «Что еще? – спрашивал он себя, когда они расстались в первый раз. – Что, о господи, мне теперь делать?»
Ответа у Алистера на это не было, и он начал его искать. Единственным же доступным ему способом получить этот ответ было снова оказаться с ней в постели.
Маккеррон сказал себе так: ему нужно понять, что они значат друг для друга. Ведь если ему придется принимать решение, что же им делать дальше, он должен точно знать: то, что происходит между ними – это отнюдь не та животная похоть, которая воспламеняла его в первые дни с Каролиной.
В результате, теперь Каролина занимала его мысли основную часть времени. Но разве могло быть иначе? Разве можно бросить женщину, которая прошла через то, через что прошла его жена? Для нее это был бы смертельный удар. Алистер же на такое никогда не пойдет.
Каролина стирала его белье, готовила ему еду – и вот вдруг он скажет ей, что влюбился в другую женщину, причем даже сильнее, чем когда-то в нее. И добавит: «Давай посмотрим правде в глаза, Каро, что у нас с тобой есть общего? Не слишком много, не так ли? Будет лучше, если каждый станет жить своей жизнью».
Они с Каролиной собирались ужинать в саду, и он с трудом представлял себе этот момент.
Впрочем, до этого сценария не дошло, потому что жена пришла к столу с пачкой фотографий, присланных неизвестно кем. Слава богу, что на них был запечатлен то лишь долгий поцелуй, то как они с Шэрон держались за руки или как он гладил ее по восхитительной попке. Нет, конечно, уже это было скверно. А вот реакция Каролины напугала Алистера. Никакой ярости, никаких слез, никаких обвинений. Лишь предложение, которое она сделала, когда Маккеррон оторвал взгляд от фотографий, которые она положила ему на тарелку вместо привычного сандвича.
Она готова убить себя, если это то, чего он хочет, сказала Каролина. «Я вижу, что ты ее любишь. Я вижу, что ты хочешь ее, и кто посмеет обвинить тебя, потому что посмотри, на кого я стала похожа. Но это потому, Алистер, что я не могу пережить смерть Уилла, – добавила она. – Я пытаюсь, но мне не удается, и поэтому я ничего не могу тебе дать. Ты значишь для меня все на свете, но я никогда не была всем на свете для тебя. Я не разведусь с тобой, потому что при разводе ты потеряешь слишком много, когда дело дойдет до финансовой стороны, а ты этого не заслуживаешь. Но я убью себя, если ты этого хочешь».
Бог свидетель, он этого не хотел! Маккеррон вскочил на ноги и стал умолять ее простить его «за эту глупую интрижку с Шэрон». Он сам не понял, как это произошло, сказал он тогда.
Он почему-то начал рассказывать ей про магазин в Дорчестере, про новое помещение в Паундбери, про то, что пришлось уволить продавщицу в Корфи и что нужно привозить больше выпечки в Уорхэм… Какое это имело значение? Он лепетал что-то бессвязное, он умолял, он признавался в том, в чем считал нужным признаться, лишь бы Каролина поверила в то, что он не испытывает к Шэрон Холси никаких чувств.
И Алистер почти убедил себя в этом. Он нашел в себе мужество заявить Шэрон, что их ничто не связывает, ни сейчас, ни в будущем. «Чуточку разнообразия, верно?» – так он тогда сказал и заставил себя уйти прочь, лишь бы не видеть, как его помощница побледнела и изменилась в лице, сраженная этим его заявлением.
Два дня и три бессонных ночи Алистер чувствовал себя этаким благородным героем. А затем позвонил Холси. Он не мог без нее, признался Маккеррон.
– Ты создана для меня, – сказал он ей.
Когда они, вновь насытившись любовью и глядя друг другу в глаза, лежали на ее старой металлической кровати, Алистеру казалось, что он со всем справится.
Потерять половину того, что он имел, – подумаешь, какая ерунда, ведь у него останется Шэрон! Он отдаст Каролине дом. Он отдаст ей половину магазинов. Если придется, он отдаст ей душу. Однако, когда он коснулся этого вопроса, жена подтвердила свое обещание делом. Вскрыла себе вены, чтобы он понял, что она не шутит.
Алистер был пойман в ловушку, но не мог расстаться с Холси и пока лишь пообещал и себе, и ей, что обязательно найдет выход.
И он не стал лгать, когда зазвонил его мобильник и голос Каролины произнес:
– Где ты, Алистер? Я сначала звонила домой, но ты не ответил. Только не говори, что я тебя разбудила. Ты ведь провел ночь с ней, так ведь? Ты решил, что тебе дозволено разбить мне сердце?
Маккеррон посмотрел на Шэрон. Та стояла у плиты в домашних тапочках и халате. Ее по-детски редкие волосы спутались так, что им не помешала бы расческа. Холси посмотрела на Алистера, и выражение его лица заставило ее насторожиться.
Она подошла к нему – он сидел за столом – и, встав у него за спиной, обняла его за плечи, а потом прижалась щекой к его макушке.
– Ты не разбудила меня, – ответил он в трубку.
– А как насчет остального? Ты же сейчас с нею, не так ли? – спросила миссис Голдейкер и, помолчав секунду, добавила: – Почему бы тебе просто самому меня не убить? Придумайте на пару с ней план, чтобы избавиться от меня. Ведь это то, чего тебе хочется, верно? И кто посмеет обвинить тебя в том, что ты хочешь от меня избавиться? Посмотри на меня, какой я стала. Посмотри, кем я стала. У меня в жизни больше ничего нет. Я звоню тебе, чтобы сказать, что все кончено. Все, к чему я ни прикоснусь, обращается в прах. Одним своим существованием я отравляю воздух. Уилл это знал. Знаешь и ты. И Клэр… О боже, Клэр…
Алистер нахмурился.
– Что с Клэр? Каро, что с Клэр?
– Она умерла. И я сейчас с нею одна. Я звонила Чарли, но он не отвечает. Так что мне нужен ты, поэтому я тебе и звоню. Вовсе не за тем, чтобы проверить, где ты. И не потому, что я наполовину сошла с ума и хочу тебя, хочу сохранить тебя. Она умерла ночью, скоро приедет полиция. Мне нужен ты, Алистер. Если мне придется одной разговаривать с полицейскими, если мне придется добираться до дома одной… Я не знаю, что мне делать и кому звонить, кроме тебя… А ты сейчас с Шэрон… не так ли, я знаю, что ты с ней и провел ночь у нее и вряд ли ты захочешь приехать ко мне, но я прошу тебя, прошу… пожалуйста.
– Каро, – заволновался Маккеррон, – Каро, держись, дорогая. Я скоро буду.
Холси разомкнула объятия и, подойдя к плите, занялась яичницей с беконом, а затем положила в тостер ломтики хлеба.
– Шэрон. Тут… Клэр Эббот… С ней что-то случилось в Кембридже, и Каро там сходит с ума, – сказал ее любимый.
Подруга принесла ему тост и тарелку с яичницей, добавив к ней жареные помидоры, грибы и большую, с горкой, порцию фасоли. Это был настоящий английский завтрак, какого он уже многие годы не ел дома.
– Сначала поешь, Алистер, – тихо сказала женщина. – Ехать ведь далеко.
