– Тебе кажется, будто я занимаюсь самоуправством в делах, которые меня не касаются.
– Чертовски верно сказано.
– Чего ты в упор не видишь, так это что в данный момент от нее никакой пользы.
– От нее никогда никакой пользы.
– Неправда. И сейчас, и раньше. Да, она трудный человек. Ей нужна твердая рука. Она…
– Ты спятил.
– …считает, что способна угодить тебе лишь в том случае, пока держит свои мысли при себе, до последней буквы ограничивая себя тем, что ей было приказано. В результате она действует на таком узком поле, что в ней не остается ничего из того, что когда-то сделало из нее хорошего полицейского, – ее упрямство, ее желание рисковать, немного изобретательности, если тебе угодно. Ей нужно дать возможность доказать себе и вам, что она способна сразу на две вещи: быть отличным полицейским и по-прежнему подчиняться приказу, когда слышит его. Вы знаете это, шеф. Я знаю, что вы знаете, потому что вы сама – отличный полицейский.
– Прежде всего, она не умеет подчиняться приказам, когда не слышит их! – оборвала его Изабелла.
– В том-то и дело, – согласился Линли. – Согласен, тут мне крыть нечем. Но хотелось бы увидеть…
– Ты не обязан ничего делать. Ты становишься таким же несносным, как и она, я же не позволю никому, кто находится у меня в подчинении…
– Согласен, шеф, я нарушил правила, – смиренно ответил Томас. – Я это знаю. Если вы хотите натравить на меня бюро внутренних расследований, я это пойму и приму, как лекарство.
– Сколько угодно! Вот только не надо демонстрировать мне свое благородство! Иначе меня сейчас вытошнит прямо на стол.
Инспектор удивленно посмотрел на начальницу. Та ответила ему испепеляющим взглядом.
– Что ты хочешь от меня? – спросил он.
– Чтобы ты служил примером, – отчеканила она. – Чтобы выслушал меня. Чтобы проявил хотя бы капельку уважения. – Изабелла резко отвернулась к окну. Впрочем, это было сделано скорее машинально, нежели намеренно. Ее пальцы сжались в кулаки. Линли знал, что это означает: ей хотелось выпить. Ардери хранила спиртное в сумочке или в ящике письменного стола – две или три крошечных бутылочки джина или водки, которые выдают во время авиаперелетов или бог знает где еще. И это он ее до этого довел.
– Изабелла, прости меня, – произнес Томас.
Женщина покачала головой, но ничего не сказала. Линли тоже.
Наконец она повернулась к нему.
– Я назначаю тебя ответственным за это расследование. Даже не вздумай спорить. Но это еще не значит, что ей все дозволено. В ту секунду, когда она скажет хотя бы слово какому-нибудь журналюге…
– Она не скажет.
– Тогда убирайся отсюда. Оставь меня, Томми.
– Изабелла…
– Шеф, – поправила его суперинтендант. – Шеф…
– Ты не…
– Не пожалею об этом? – Изабелла выгнула бровь. – Ты это собирался сказать?
Что было не так, и они оба это знали. «Ты ведь не будешь пить?» – этот вопрос буквально повис между ними.
– Извини, – сказал инспектор. – Я буду следить за каждым ее шагом.
– Давай, не то последствия будут самые скверные.
– Понял, – ответил Линли.
– Свободен, – произнесла его начальница.
Вечером Томас пересказал все это Дейдре, закончив словами:
– Слава богу, она не знала, что в это время пес оставался у меня в кабинете.
– Ну, ты даешь, Томми! Отлично ее понимаю, – усмехнулась его подруга.
– В этом-то все и дело, – согласился Линли. – Я тоже это понимаю.
– То, что касается собаки?
Арло нашел в гостиной кучу пыльных простыней и разворошил ее, а затем шумно вздохнул и устроился своей мохнатой тушкой на полу, чтобы вздремнуть. В лондонской полиции он провел долгий и утомительный день: гулял, кушал и служил объектом всеобщего обожания.
– Ах, да, собаки, – произнес Томас. – Его зовут Арло. Я не знал, куда его деть, и взял к себе. Понятия не имею, что это за порода, но он прекрасно выдрессирован. Скорее, это человеческая тень, а не собака.
Ветеринар опустилась перед псом на корточки. Арло поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. Женщина протянула ему руку. Он обнюхал ее пальцы и снова положил голову на лапы. Впрочем, собачьи глаза по-прежнему смотрели на Трейхир. «Все-таки я неотразим», – подумал Линли.
Дейдра не стала противиться его обаянию.
– Конечно, Томми, – сказала она.
– Что?
– Я присмотрю за Арло, пока его хозяйка в больнице. Поскольку он дрессированный пес, я могу брать его с собой на работу. Когда работаешь в зоопарке, какая разница, животным больше, животным меньше… Думаю, он будет ездить в корзинке, которую я поставлю на багажник велосипеда. Тесновато, конечно, но ничего, привыкнет. – Трейхир погладила Арло по голове. – Какой же ты у нас породы, дружок? Мы это непременно выясним.
– Не дворняжка? – поинтересовался Томас.
Дейдра прикрыла собачьи уши и оглянулась через плечо на Линли.
– Не оскорбляй его, прошу тебя! – произнесла она, после чего добавила, обращаясь к псу: – Он не нарочно, Арло. Мужчины иногда бывают такими… Как бы это точнее выразиться?.. Они бывают ужасно невежественными, когда дело касается генеалогии.
– Я привык считать, что в этом отношении я не из их числа, – парировал полицейский.
Его подруга встала и с нежной улыбкой оглядела его с ног до головы.
– Хочешь знать правду? – спросила она. – Ты вообще не из их числа.
Октябрь, 16-е
Фулхэм, Лондон
Выбора у Барбары Хейверс не было. Она мечтала расследовать это дело. Она уже его расследовала. И для нее было важно доказать, что она способна работать, не выходя за рамки дозволенного – что, собственно, в данный момент и грозило ей отнюдь не безоблачным будущим в Бервике-на-Твиде. И, главное, она легко могла там оказаться.
И вот теперь перед ней замаячила совершенно иная перспектива: расследование обстоятельств смерти Клэр Эббот и отравления Рори Стэтем отдадут ей одной. Частично это был ее индивидуальный путь к искуплению грехов и славе, частично – перчатка, брошенная ей суперинтендантом Изабеллой Ардери.
Но сержант вдруг обнаружила, что ее перехитрили, сделав лишь шестеренкой в механизме, которым управлял инспектор Линли. Согласитесь, это было далеко от воплощения ее девичьих грез. Более того, оказалось, что ей придется работать бок о бок с коллегой, сержантом Уинстоном Нкатой.
Барбара отлично знала, зачем к ней приставили Уинстона. Томас хотел, чтобы Нката зорко следил за тем, чтобы она не сбилась с пути истинного, а любая ее творческая мысль становилась бы известна ему уже через наносекунду.
