Хирург помешал приготовленное им кофейное варево, нажал до упора поршень френч-пресса и разлил напиток по кружкам. На вопрос он не ответил, сказав лишь следующее:
– Я прочел в газете, что она скоропостижно скончалась. Это как-то… – он обвел рукой комнату и сидящего в ней Томаса, – …связано с ее смертью?
– Вы спрашиваете это потому, что…
– Потому, что вы сказали мне, что пришли поговорить о Каролине, и я не вижу других поводов для нашей беседы.
– Клэр Эббот убили, – сообщил Линли.
Голдейкер был занят тем, что добавлял в кофе молоко. Держа в воздухе молочник, он на мгновение замер и прошептал:
– Боже мой! – Затем поставил молочник на стол и продолжил: – Я понятия не имел. В газетах ничего такого не говорилось…
– Было проведено повторное вскрытие. К сожалению, первое не установило истинную причину смерти, так что пришлось его повторить. Вам известно, что с нею в ту ночь была ваша бывшая жена?
– Когда она умерла? Нет, я не знал. Надеюсь, вы не думаете, что Каролина убила ее?
Фрэнсис с задумчивым видом снова взялся за молочник, а когда закончил возиться с молоком и сахаром, сказал:
– Знаете, инспектор, иногда у этой женщины сносит крышу. Я не стану лгать и уверять вас, будто сильно переживал, когда мы с нею расстались, будь она хоть трижды мать моих сыновей. Но даже несмотря на это, я и отдаленно не представляю ее в роли убийцы.
– Пока мы этого не утверждаем, – заверил его Линли. – Нам известно лишь то, что Каролина находилась в соседней комнате, когда Клэр Эббот умерла, и что именно она наутро обнаружила ее тело. И всё. Поскольку Клэр была ее работодательницей и от ее смерти Каролина никоим образом не выиграла, я с трудом представляю мотивы, подвигнувшие ее убить мисс Эббот. Но затем нам стало известно, что незадолго до своей смерти Клэр разговаривала с вами… Надеюсь, теперь вам понятен наш интерес?
– Но вы же не думаете, что я как-то причастен к ее убийству?
Томас улыбнулся и взял со стола кофейную чашку.
– Расскажите мне о вашей встрече.
Голдейкер задумался, держа чашку в руке.
– Сначала я решил, что она хочет проконсультироваться об операции, – начал он. – Что, наверное, она в курсе того, что я пластический хирург, и хочет что-нибудь с собой сделать. Вообще-то, я этим не занимаюсь, но откуда ей знать. Поэтому, когда она мне позвонила, я ей сразу сказал, что это не по моей части. Она расхохоталась над тем, что я решил, будто ей нужна пластическая операция. Ведь она феминистка! Тогда я подумал, что она хочет написать книгу, каким операциям подвергают себя женщины, которым в восемьдесят хочется выглядеть на восемнадцать. Это явно в ее духе. Но она тут же сказала мне, что звонит совершенно по другому вопросу и вообще, не желаю ли я с нею встретиться?
– Она не сказала вам о целях этой встречи?
– Нет. – Врач сделал глоток кофе и поставил чашку на какой-то журнал, на обложке которого были фотографии детей с «волчьей пастью» – до и после операции. – Сказала лишь то – и мне это показалось странным, – что хотела бы встретиться «на нейтральной территории».
– Что она имела в виду?
– Я задал ей тот же вопрос. Она ответила, что просто не хочет, чтобы на нее что-то влияло. А мой дом и моя профессия могут повлиять на ее выводы. Тогда я спросил у нее, при чем здесь это? Она ответила, что это часть ее исследований, своего рода предварительный этап работы над книгой, которую она собралась написать.
– Смотрю, вы хорошо все запомнили.
Голдейкер пожал плечами.
– Это из-за того, что было потом. Я согласился встретиться с нею за ленчем в ресторанчике неподалеку от моей работы. Я не заподозрил никакого подвоха.
– А ваш разговор?
– Она хотела поговорить про наш брак с Каролиной. Честно говоря, мне это не понравилось. Я ей так и сказал. Мне казалось, что она нечестно заманила меня на этот ленч, и я был от всего этого далеко не в восторге. Разговор оказался в духе «он сказал – она сказала», хотя я сперва этого не понял. Клэр сообщила мне это потом.
– То есть ваша версия брака существенно отличалась от версии вашей жены?
– Я так понял, что Каролина, работая у нее, рассказывала Клэр о нашем браке. Беда в том, что у нее всегда возникали проблемы по части правды.
Учитывая обстоятельства смерти Эббот, подумал Линли, это весьма любопытный момент.
– В каком смысле? – уточнил он.
Голдейкер снова взял со столика свой кофе.
– Не хотелось бы говорить о ней плохо, но брак с Каролиной был сродни хождению по кругам ада. Судя по всему, она наговорила Клэр о нем кучу всякого вздора. Что у меня якобы хроническая клиническая депрессия – один бог ведает, откуда она это взяла – и то, что она называла «сексуальной инерцией», под которой, по всей видимости, имела в виду то, что я выполнял свои супружеские обязанности не так часто, как ей хотелось. При этом сама она якобы героически сражалась с моими приступами апатии, отсутствием интереса к ней и нашим сыновьям. Боюсь, истина была несколько иной, сказал я тогда Клэр.
– А именно?
– То, что даже в самый расчудесный день Каролина могла довести кого угодно до монастыря. Дело в том, инспектор, что она была крайне недовольна тем, как развивается моя карьера.
– Боюсь, я плохо вас понял.
– Мы с нею поженились вскоре после того, как я закончил учебу. Она ожидала, что я буду зарабатывать кучу денег, делая операции избранным. Откуда ей было знать, что в мои планы не входило тратить мои таланты на знаменитостей, жен миллионеров и богатых вдов? Получив диплом, я предпочел оперировать пациентов с врожденными дефектами, ожогами, жертв террористических атак, раненых солдат, детей… Я проводил – и до сих пор провожу – значительное время вдали от дома, в других странах. Как вы понимаете, это отнюдь не способствовало укреплению нашего брака. Потом наш разговор коснулся Уильяма. Клэр специально спросила меня о нем. Причиной ее интереса было не только самоубийство, но и то, что, по словам Каролины, к этому шагу якобы подтолкнул его я.
– Но почему? – спросил Линли, а про себя подумал, что такой запутанной картины семейных отношений он еще не встречал. Все-таки старик Толстой был прав, подумал он, причем не в первый раз.
Фрэнсис поднялся с места и подошел к стоявшему в эркере столику. Из целой коллекции стоявших там фотографий он выбрал одну и вернулся с ней на диван, где передал ее Линли.
На фото был изображен его младший сын, темноволосый, со стрижкой в духе Ричарда III. Пока инспектор рассматривал снимок, ломая голову над вопросом, что особенного он должен на нем увидеть, Голдейкер порылся в центральном ящике стола и через мгновение извлек еще одно фото – профиль детской головки, лежащей на плече у матери. И тогда Линли понял – у ребенка не было уха, лишь отверстие в черепе и жалкая кожная складка рядом с ним.
