— Ну вот, опять она! — с ноткой отчаяния воскликнула Чармейн. — Потеряшка, место!
Питер понял намек и испарился — за миг до того, как тетушка Семпрония повернула голову в его сторону. Миссис Бейкер встревожилась еще больше.
— Бернис, вы напрасно переживаете, — сказала тетушка Семпрония. — Да, признаю, собаки — твари грязные, вонючие и шумные, но, если надо охранять дом, нет ничего лучше хорошего сторожевого пса. Радуйтесь, что у Чармейн он есть.
— Да, пожалуй, — миссис Бейкер кивнула, но по ее голосу было ясно, что тетушка Семпрония ее ни в чем не убедила. — Однако… однако вы же говорили мне, что этот дом защищен… защищен… м-м… колдовским искусством вашего дедушки?
— Да-да, и еще как! — поспешно закивала Чармейн. — Так что дом под двойной охраной!
— Разумеется, — сказала тетушка Семпрония. — Полагаю, что никто и ничто не в силах перейти этот порог без приглашения.
Тут слова тетушки Семпронии были грубо опровергнуты: на полу у столика внезапно возник кобольд.
— Нет, только поглядите! — воскликнул он — маленький, синий и воинственный.
Миссис Бейкер взвизгнула и прижала кофейную чашечку к груди. Тетушка Семпрония величественно подобрала юбки подальше от кобольда. Кобольд вытаращился на них в явной растерянности, а потом посмотрел на Чармейн. Это был не тот кобольд-садовник. Нос у него был больше, синяя одежда скроена из ткани лучшей выделки, и держался он так, словно привык распоряжаться.
— Вы, наверное, знатный кобольд? — спросила его Чармейн.
— Как посмотреть, — ответил кобольд, очевидно не ожидавший такого вопроса. — Может, и так. Я заправляю у местных кобольдов, Тимминз моя фамилия. И я возглавляю нашу депутацию и имею сказать, что мы крайне недовольны. А теперь нам говорят, будто чародея здесь нет, будто он не может нас принять, будто…
Чармейн стало ясно, что он сам себя взвинчивает. Она поспешно перебила его:
— Это так и есть. Его здесь нет. Он болен. Эльфы забрали его лечить, а я присматриваю за домом в его отсутствие.
Кобольд бросил на нее свирепый взгляд вдоль огромного синего носа:
— Ты говоришь правду?
Ну и денек, с утра только и слышу, что я вру, сердито подумала Чармейн.
— Это истинная правда, — заверила его тетушка Семпрония. — В данный момент Вильяма Норланда здесь нет. Поэтому будьте так добры, любезнейший кобольд, ступайте. Вы напугали бедную миссис Бейкер.
Кобольд бросил свирепый взгляд и на нее, и на миссис Бейкер.
— При таких обстоятельствах, — сообщил он Чармейн, — не вижу никакой возможности, чтобы этот спор был когда-нибудь улажен!
И он исчез так же внезапно, как появился.
— Ах, силы небесные! — пролепетала миссис Бейкер, прижав ладони к груди. — Такой маленький! Такой синий! Как он сюда попал? Чармейн, осторожней, он может вскарабкаться по твоей юбке!
— Подумаешь, кобольд! — сказала тетушка Семпрония. — Держите себя в руках, Бернис. Как правило, кобольды не ладят с людьми, поэтому я представления не имею, что ему здесь понадобилось. По всей видимости, у дедушки Вильяма были с этими созданиями какие-то дела. Чародеям закон не писан.
— Я пролила кофе!.. — пожаловалась миссис Бейкер, промокая юбку салфеткой.
Чармейн взяла ее чашечку и снова наполнила ее кофе, надеясь немного утешить миссис Бейкер.
— Возьми еще печенья, мамочка, — сказала она, протягивая тарелку. — У дедушки Вильяма садовник — кобольд, и он тоже был очень сердит, когда я его увидела…
— Что делает садовник в гостиной?! — возмутилась миссис Бейкер.
Как это частенько случалось, Чармейн в отчаянии поняла, что не сможет ничего объяснить маме. Нет, мама не глупая, просто никогда не выпускает ум на волю, подумала она.
— Это был другой кобольд, — начала она.
Дверь в кухню открылась, и вошла Потеряшка. Она снова стала нормального размера. А значит, она была, мягко говоря, меньше кобольда и очень горда, что ей удалось съежиться. Потеряшка весело подсеменила к Чармейн и умоляюще задрала нос к тарелке с печеньем.
— Честное слово, Потеряшка! — сказала Чармейн. — Стоит мне вспомнить, сколько ты съела на завтрак…
— Разве это сторожевая собака? — с дрожью в голосе вопросила миссис Бейкер.
— Если да, — рассудила тетушка Семпрония, — она немногим лучше мыши. Сколько, говоришь, она съела на завтрак?
— Примерно пятьдесят полных мисок, — ответила Чармейн, не подумав.
— Пятьдесят! — простонала ее мама.
— Я преувеличиваю, — поправилась Чармейн.
Потеряшка заметила, что все смотрят на нее, и тут же присела на хвостик, умильно поджав передние лапки. Она умудрилась выглядеть просто очаровательно. Это потому, что она свесила одно обгрызенное ухо, подумала Чармейн.
— Ах, какая прелестная собачка! — воскликнула миссис Бейкер. — Мы проголода-а-ались, дя, моя слядкая? — Она отдала Потеряшке недоеденную половину печеньица. Потеряшка вежливо взяла его, проглотила одним махом и попросила еще. Миссис Бейкер дала ей целое печеньице с тарелки. От этого Потеряшка стала просить печенье еще усерднее.
— Ты ведешь себя отвратительно, — сказала Чармейн Потеряшке.
Тетушка Семпрония тоже изящным жестом протянула Потеряшке печеньице.
— Должна заметить, — обратилась она к Чармейн, — если тебя охраняет такой грозный пес, тревожиться за твою безопасность отнюдь не следует — тебе грозит разве что голод…
— Она замечательно лает, — сказала Чармейн. И нечего вам язвить, тетушка Семпрония. Сама знаю, что она не сторожевая собака. Но не успела Чармейн это додумать, как поняла, что на самом деле Потеряшка ее охраняет. Ведь она совершенно отвлекла маму от кобольдов, от кухни, от всех опасностей, которые грозили Чармейн, а для этого даже сумела принять нормальные размеры! Чармейн была так признательна Потеряшке, что тоже дала ей печеньице. Потеряшка премило отблагодарила ее, ткнувшись носом ей в ладонь, после чего снова выжидательно уставилась на миссис Бейкер.
— Ах, какая прелесть! — Миссис Бейкер вздохнула и наградила Потеряшку пятым печеньицем.
Она же лопнет, подумала Чармейн. Так или иначе, но благодаря Потеряшке остаток визита прошел тихо и мирно — до самого конца, когда гостьи поднялись, чтобы уйти. Тут миссис Бейкер воскликнула: «Ох, чуть не забыла!» — и стала шарить в кармане.
— Тебе письмо, лапочка. — Она протянула Чармейн узкий жесткий конверт с красной восковой печатью на обратной стороне.
Адресовано оно было «Госпоже Чармейн Бейкер» — изысканным, но несколько дрожащим почерком.
Чармейн увидела письмо — и обнаружила, что сердце у нее грохочет в ушах и в груди, да так, словно кузнец молотит по наковальне. Перед глазами все поплыло. Когда она брала письмо, рука у нее тряслась. Король ей ответил. Взаправду ответил. Она знала, что это король. Адрес был написан тем же дрожащим почерком, что и письмо, которое она нашла в кабинете дедушки Вильяма.
