Давыдов, получив инструкции, действовал строго по плану. Верочка позвонила в дверь, ей отворил швейцар. Она сказала, что оставила в приемной корзину с вещами, довольно тяжелую, и попросила швейцара помочь ее вынести. Старик, ворча, пошел за Верочкой. А Давыдов тихо прокрался в больничные сени, оттуда — в коридор перед приемным покоем, бесшумно взбежал по лестнице, сделал все нужные повороты и оказался у двери в пустую палату. Эту дверь Верочка заблаговременно открыла, а ключ оставила в скважине. Давыдов заперся изнутри и, не раздеваясь, лег на грязноватый матрас.
У него был с собой электрический фонарик, и он осмотрел палату. Белые штаны, длинный холщовый халат и шапочку Денис обнаружил на спинке кровати. Одеяла не было. Давыдов укрылся своим пальто и задремал. Но то и дело вскидывался и смотрел на часы. Наконец в шесть утра проснулся окончательно и позавтракал булочкой с морсом. За дверью уже началась больничная жизнь: звучали голоса, проносились торопливые шаги.
Давыдов ждал.
Без четверти восемь он в белом широком халате и мешковатых штанах, надетых поверх обычного костюма, в надвинутой на брови белой шапочке, вышел и запер за собой дверь. Ключ положил в щель за плинтусом, в двух вершках от дверного косяка. Пройдя по коридору и благополучно миновав комнату сиделок, Денис нашел в тупичке каталку.
Где-то за поворотом раздался голос доктора Маргулиса. Профессор распекал какую-то надзирательницу И сразу появилась Верочка — в белом «апостольнике» и большом белом фартуке поверх серого платья.
— Бондарчук, вечно вы где-то пропадаете! — громко сказала она. — Идите за мной, Бондарчук. Да живее! Что вы там копаетесь?
Больница состояла из нескольких корпусов, некоторые — совсем новенькие, недавно построенные. Попасть в восьмое отделение можно было по коридору. Верочка быстро шла впереди, Давыдов толкал следом каталку. Дойдя до нужной двери, девушка придержала створку, чтобы Денис мог протиснуть свое транспортное средство.
— Больная Савичева, собирайтесь, вас господин доктор ждет. Больная Птицына, приготовьтесь, — велела Верочка. — Машенька, Дуня, переложите Савичеву на каталку.
Бедная женщина, видимо, плохо соображала, что с ней делают, потому что вдруг принялась отмахиваться, потом заплакала. Давыдов морщился и ежился — запах в палате стоял самый неприятный. Он исподлобья оглядел койки и вдруг увидел знакомый профиль.
Женщина, безумно похожая на Элис, сидела, свесив босые ноги, на высокой кровати и смотрела в окно. На голове у нее была больничная косынка, волосы спрятаны. Савичева вскрикнула, женщина повернулась — и настал миг, кратчайший миг, когда взгляды ее и Дениса встретились.
— Скорее, скорее! — поторопила Верочка. — Господин доктор будет ругаться.
Давыдов быстро вывез каталку в коридор, Верочка вышла следом.
— Ну, узнали? — шепотом спросила она.
— Похоже, да. Но она меня, кажется, не признала…
— Что же делать?..
— Мы ведь вернемся сюда за Птицыной?
— Конечно. Но потом вы должны будете вернуть вещи Бондарчуку.
— Знаю. Вера Петровна, — загорелся Давыдов, — можете вы раздобыть блокнот… ну, хоть пару листков? И карандаш?
— Это несложно, — пожала она плечиком, — у нас есть рецептурные бланки.
— А незаметно положить их на постель Елизаветы Вороновой сможете?
— Смогу, пока будут перекладывать Птицыну.
— Сделайте это, умоляю! Если Воронова в своем уме и узнала меня… Впрочем, надежды мало. Она смотрела на меня, как на мебель.
— Хорошо, Денис Николаевич, я помогу вам.
И Верочка действительно, успев раздобыть бумагу и карандаш, подсунула их той, что была так удивительно похожа на Элис.
Елизавета Воронова сидела на кровати, слегка раскачиваясь, и смотрела в окно. Давыдов, склонившись над каталкой, боковым зрением видел профиль. Тонкий аристократический профиль… Так она или не она?..
Верочка, не оглядываясь, шла вперед, Давыдов гнал следом неуклюжую каталку. Он видел полукругом лежащий на спине белоснежный «апостольник», пряменькие плечи, туго стянутый завязками накрахмаленного фартука стан. Осанка Верочки была безупречна, и Денис подумал: должно быть, в отношениях с мужчинами эта девушка строга и несговорчива, требует добродетелей, несовместимых с мужской психологией, и разогнала всех женихов. Лет-то ей уже немало — двадцать три, пожалуй.
Верочка распахнула двери, и Давыдов толкнул туда каталку. Девушка повернулась и сделала жест, означавший: а теперь, капитан, убирайтесь-ка ко всем чертям!
Давыдов быстрым шагом двинулся к запертой палате, где лежали его вещи, оставил на спинке кровати халат со штанами и шапочку, а сверху положил серебряный рубль — новенький, недавно отчеканенный к трехсотлетию Дома Романовых. Хотя Бондарчуку уже уплачено, но мало ли что может случиться? Лучше купить санитара с потрохами.
Денис вышел в пальто, но шапку держал в руках. Дорогу он помнил. Только не сообразил, что идти надо очень быстро.
Вечером, когда Верочка привела его, в больнице было уже тихо — пациенток покормили и уложили. Сейчас же, после завтрака, настало время процедур. Двери палат то и дело отворялись, в коридор выходили женщины в больничных халатах, а то и просто в рубахах, с голыми ногами.
Видимо, тронувшихся рассудком держали не только в восьмом отделении.
Присутствие пожилых санитаров их не смущало, но вот явление Давыдова произвело фурор.
Отродясь Дениса не приветствовали столь ужасающими воплями:
— Мужчина! Мужчина!..
Под неожиданно грозную и злобную ругань Давыдов кинулся бежать, влетел в какой-то закоулок, выскочил на лестницу, чуть не сбил с ног санитаров с носилками, повернул обратно и временно утратил всякую ориентацию.
Вдруг его схватили за руку. Женщина в облачении сестры милосердия, не давая опомниться, с силой потащила Дениса за собой. Она знала все коридоры, все ходы и выходы, и через несколько минут Давыдов очутился в больничном дворе.
— Вера Петровна, вы ангел! — выдохнул он.
— Я не Вера! — возмутилась та. — Я Аня!
— Аня?!
— Ну да! Я нарочно пришла сюда сразу за Верой, а платье с фартуком взяла в родильном доме у Марьи Тимофеевны. Я ей иногда помогаю, и Вере тоже помогаю. Я ведь сама хотела тут работать, но маменька и Вера против, говорят, мол, хватит, что и от одной на весь дом разит карболкой! А я люблю с маленькими детками возиться… а родильный дом новый, красивый, палаты чистые…
— Но если вы прошли в родильный дом, как сюда-то попали, Анна Петровна?
— Я же знала, что вы тут будете, вот и пришла.
Давыдов только вздохнул.
— Конечно, я вам благодарен… — пробормотал он в растерянности, и тут до него дошло: — Анна Петровна, вы же в одном платье! Замерзнете!
