— Вставайте, Денис Николаевич, — сказал Нарсежак. — И готовьтесь к визиту.
Давыдов молчал.
— Вы что, еще не проснулись?
— Проснулся.
— И куда вы сегодня направляетесь — помните?
— В гости к Балавинскому я направляюсь! — рявкнул Денис. — К сукину сыну Балавинскому! Вам достаточно?!
— Стало быть, проснулись…
— А что Балавинский? Тоже готовится к совещанию?
— Спешу вас обрадовать: пять человек, которые прятались у провидицы Ефросиньи, ночью тайно перешли к нему. Есть предположение, что это представители масонов Архангельска…
— Далеко же они забрались!
— А вы как думали? — хмыкнул Федор. — Вспомните карту Российской империи. Архангельск — не тот город, чтобы уступать его без боя нашим британским приятелям. Думаете, Ходжсон будет с ними толковать о ценах на резную моржовую кость?
— Чертов Балавинский, устроил у себя змеиное гнездо!..
— Завтракайте и собирайтесь. Я пришлю за вами нашего человека. Он переряжен извозчиком. Заедете за Гольдовским, посидите с ним, потом в нужное время выдвигайтесь.
Когда Нарсежак отключился, Давыдов вспомнил, о чем собирался с ним потолковать. Элис нужны документы. В идеальном случае — документы гувернантки-англичанки, которая, отслужив лет пять в почтенном провинциальном семействе, возвращается на родину.
Но, если Элис осталась, этим можно будет заняться и вечером.
Итак — ополоснуть физиономию, выпить чашку крепчайшего кофе, прийти в себя и начать сборы. Человек, собравшийся вступать в масонские ряды, должен быть элегантен, как французский маркиз, и безупречно выбрит… Кстати, не пойти ли в парикмахерскую?..
Получасовая процедура бритья в исполнении опытного мастера включала в себя массаж и паровой компресс, после которого щеки и подбородок делались гладки и нежны, как грудь красавицы. Давыдов задумался: нужны ли такие штучки?.. И поставил на спиртовку кофейник.
Привлеченная ароматом вышла из спальни Элис.
— Ты спешишь? — спросила она, целуя любовника в щеку.
— Дела, дорогая. Ты ложись, поспи еще немного.
— Нет. Я бы хотела… Ты никак не можешь отказаться от дел?
— Не могу. Важная встреча.
Девушка помрачнела.
— Настолько важная, чтобы ее нельзя было перенести на другой день?
— Нельзя ее перенести.
— Я умоляю тебя: не ходи никуда, останься! — воскликнула Элис. — Побудь еще со мной! Не выходи сегодня, придумай что-нибудь!.. Придумай болезнь, это несложно! Все так делают.
— Милая, — улыбнулся Давыдов, — тут такие обстоятельства, что я должен быть, если даже меня понесут на носилках.
— Я очень тебя прошу, не ходи никуда! Так будет лучше…
— Для кого?
— Для тебя и для меня.
— Я постараюсь не слишком там задержаться, — пообещал Давыдов. — Но идти я должен. Ты ведь знаешь, что такое долг…
— Но если его нарушить всего раз, один-единственный раз?
— Нельзя.
— Даже ради меня?
— Нельзя, милая. И у меня — долг, и у тебя тоже, кажется, долг. Мы и так уже…
— Что — уже?
Давыдов обнял ее. И Элис тоже крепко его обняла. Слова тут были совсем лишними. Любовь двух разведчиков несовместима с долгом, и две ночи, похищенные ими у судьбы, — преступление. Одно дело — те объятия в гостинице «Метрополь», когда они и были влюблены, и вели игру одновременно. Другое — теперь…
— Ну что же, — сказала она. — Я просила, ты сказал «нет»…
— Давай поговорим об этом вечером.
— Милый, ты просто помни, что я очень тебя просила!
— Хорошо, дорогая. Давай выпьем кофе.
— Давай выпьем кофе…
Давыдов наконец собрался и выглянул в окно. Извозчичья пролетка стояла напротив дома.
— Пора, — сказал он, поцеловал Элис и ушел.
На душе было пасмурно. Однако полчаса в парикмахерском заведении Давыдова взбодрили. Он купил в цветочной лавке корзину алых роз и поехал вызволять Гольдовского из будуара Шурки Евриона.
Шурку застал в прихожей. Она отчаянно ругалась с молочницей, уже второй раз доставившей несвежие сливки. Таких слов Давыдов и от казаков на японской войне не слыхивал.
Розы произвели впечатление, Давыдов был препровожден в гостиную и увидел коллекцию фривольных фарфоровых фигурок. Шурка зверскими способами, судя по стонам и возгласам в спальне, разбудила, вытащила из постели и поставила на ноги любовника. Тем временем ее кухарка приготовила горячий завтрак, но сперва Гольдовский употребил «николашку».
Этот ядреный отрезвитель Давыдов приготовил лично: налил в рюмку на два пальца водки, отрезал толстый ломтик лимона, щедро посыпал его сахаром, а сверху — молотым кофе. Гольдовскому пришлось сперва пожевать этот лимон, потом запить его водкой. После этого он вполне внятно поздоровался и даже спросил, который час.
С немалым трудом Давыдов добился, чтобы Гольдовский в назначенный срок был умыт, побрит, одет и причесан. И они поехали к Балавинскому.
* * *
На подступах к дому Давыдов увидел лоточника, продающего деревянные пасхальные игрушки — расписные яйца и желтых курочек. На лоточнике был огромный картуз, надвинутый чуть ли не на нос. Но все равно тот сильно смахивал на Федора Самуиловича Нарсежака.
Агент Сенсей бродил взад-вперед с тем расчетом, чтобы его видели расставленные в нужных местах другие агенты. Заметив Давыдова, он завопил, как и полагается уличному торговцу, пронзительным до отвращения голосом:
— А вот кому курочек, пасхальных курочек! Для деток, для внучков! Четырнадцать осталось, по пятачку отдам! Курочки славные, краска прочная, английская!..
Это означало: на квартире Балавинского собрались четырнадцать заговорщиков, и в их числе — консул Ходжсон.
— Ну, Господи благослови, — тихо сказал Давыдов и перекрестился.
— Волнуешься, что ли? — хмыкнул уже окончательно пришедший в себя Гольдовский. — Зря! Мы же не изверги какие и не сектанты — братья!.. Да, сейчас все сам увидишь…
Они поднялись на третий этаж, и Олег стукнул условным стуком в высокую, с накладным узором, массивную дверь с начищенной до блеска медной табличкой «С.А. Балавинский, присяжный поверенный». Рослый и крепкий на вид молодой человек впустил их в квартиру и сразу провел в большую гостиную, где за круглым обеденным столом уже сидели несколько разновозрастных людей, но с одинаковым, серьезно-торжественным выражением на лицах. К удивлению Давыдова, консул Ходжсон тоже сидел в кругу посвященных за столом и, судя по его виду, для него это было не в диковинку.
«Вот тебе и раз! — подумал Денис. — Оказывается, он тоже масон?! А впрочем, почему нет? Насколько я помню, в Англии существует одна из самых влиятельных лож. Она так и называется — Великая ложа Англии… Ну, я и попал! Настоящее змеиное гнездо!..»
