— Очень просто, — доверительно хихикнул Петруша. — Мне их доставала бабуля. Только прошу тебя не проговориться ей про эту нашу тайну, — заговорщицки попросил он, преданно заглядывая ему в глаза. — Я как только научился читать, так с упоением стал читать их. Вот с тех самых пор и «заболел» морскими путешествиями.
— Что же ты мне раньше не рассказывал про эту свою болезнь? — озадаченно спросил Андрей Петрович.
— Так ведь я боялся, что ты рассердишься и отберешь у меня эти книги, взятые без твоего спроса, — честно признался Петруша.
— А теперь вдруг перестал бояться?
— Только потому, что пришло время посоветоваться с тобой. Я понял, что поступление в университет — не моя дорога в жизни. Поэтому прошу твоего согласия на поступление в Морской корпус, — он посмотрел на Андрея Петровича твердым взглядом человека, уже принявшего окончательное решение.
Наступила томительная пауза.
— Ты, Петруша, уверен?
— Абсолютно, дедуля, — облегченно вздохнул тот, ожидавший всплеска эмоций у деда. — Ведь вспомни, как перед сном ты сам вместо сказок, как это делала бабуля, рассказывал мне о своих приключениях. А твои рассказы о путешествиях и по Русской Америке, и по Калифорнии, и по Новой Зеландии, и в антарктических полярных льдах, когда я стал уже постарше? Так я же, кроме того, совсем недавно прочитал и твой роман о захватывающих приключениях в течение двух десятков лет. И как, спрашивается, должен поступить я после всего этого?
Андрей Петрович задумался.
— Как я понял, ты считаешь, что причиной твоей «болезни» является пример моей жизни?
— Конечно, дедуля! Чего же тут неясного?! — удивленно воскликнул Петруша.
Не менее удивлен был и Андрей Петрович. Ему, конечно, льстило, что внук так близко принял к сердцу коллизии его жизни, но при всей своей проницательности никак не мог предположить, что настолько. Ведь как-никак внук ставил вопрос о своем будущем! И дед в смятении боялся допустить непоправимую ошибку.
— Должен, однако, предупредить тебя, Петруша, что время великих географических открытий, к сожалению, уже закончилось.
— А служение Отечеству?! Ведь только в этом году адмирал Нахимов наголову разгромил турецкую эскадру в Синопском морском сражении
[47]
. Это ли не пример служения Отечеству уже в наши дни, дедуля?!
— Ты, конечно, прав, Петруша. Но это ведь, так сказать, только одна сторона медали.
— Будет и другая, дедуля. Ведь практически еще не обследован Дальний Восток…
Андрей Петрович с интересом посмотрел на внука. «Одиннадцатилетний подросток, а мыслит категориями взрослого человека!» — был приятно удивлен он, сделав для себя очередное открытие.
— Ты твердо уверен в своем выборе?
— Безусловно, дедуля!
— Ну, что же, — удовлетворенно сказал Андрей Петрович, — тогда зови маму и бабушку на семейный совет.
— Есть! — вскочив с кресла, с готовностью и по-флотски коротко ответил сияющий внук…
Ксения и Елизавета чуть ли не вбежали в кабинет в сопровождении счастливого Петруши. Они за все время беседы деда и внука так и не сказали друг другу ни слова, терзаемые неведением за дверью.
— Присаживайтесь, дамы! — пригласил Андрей Петрович.
Те, видя его улыбку, несколько успокоились.
— Должен сообщить вам, что Петр Михайлович, — женщины непроизвольно вздрогнули, впервые услышав обращение деда к внуку по имени и отчеству, — принял решение поступать в Морской корпус и стать флотским офицером.
Если бы где-то рядом взорвался фугас, то это не произвело бы такого эффекта, как слова, произнесенные главой семьи.
— Андрюша! — забыв о том, что здесь присутствовали люди, которые ни разу не слышали их интимных обращений друг к другу, воскликнула Ксения. — Я ведь, как сейчас, помню тревогу, с которой ожидала твоего возвращения из плавания на «Кротком». Почему же ты хочешь снова подвергнуть теперь уже нас с Лизой этой же пытке, но уже, страшно подумать, с нашим внуком?!
— Потому, что с Божьей помощью наша дочь родила сына, за что ей от нас с тобой нижайший поклон, — он благодарно сделал полупоклон дочери. — Но неужели ты, Ксения Александровна, и в правду считаешь, что тысячи и тысячи матерей и жен русских моряков менее вас переживают за своих любимых мужчин, уходящих в дальние плавания или в боевые походы против недругов нашего Отечества?!
Петруша вскочил и, обежав стол, со слезами на глазах крепко, по-мужски, обнял деда.
— Вот, собственно говоря, и весь наш мужской сказ вам, дорогие и любимые наши женщины, — дрогнувшим голосом произнес Андрей Петрович…
В том же, 1853 году, по высочайшему повелению императора Николая I Петр Михайлович Чуркин был зачислен в Морской кадетский корпус.
* * *
Когда Петруша был переведен в старший класс Морского корпуса и стал гардемарином, Андрей Петрович испросил аудиенцию у морского министра.
— Рад видеть вас, уважаемый Фердинанд Петрович! Все-таки успел застать вас с тремя черными орлами на эполетах, как и предсказывал лет… — Андрей Петрович запнулся на пороге большого кабинета, прикидывая в уме.
— Двадцать семь лет тому назад, Андрей Петрович, — улыбаясь, подсказал барон Врангель. — Присаживайтесь, Андрей Петрович, — пригласил министр, указав на кресло напротив себя. — И что же, разрешите полюбопытствовать, привело вас ко мне через столько лет? — спросил он.
— Должен признаться, дело не государственное, коими вы и призваны заниматься, Фердинанд Петрович, по должности. Мое дело — исключительно личного характера.
Адмирал улыбнулся:
— Когда-то и я обращался к вам тоже с просьбой, так сказать, личного свойства. Так что ничего удивительного в этом не вижу.
— Спасибо на добром слове, Фердинанд Петрович. А пришел я к вам по поводу внука. Он сейчас обучается в Морском корпусе, и только что переведен в старший класс.
— Я, честно говоря, завидую вам, ибо тоже хотел бы видеть своего внука гардемарином. Так в чем же тогда проблема, Андрей Петрович?
— А дело в том, что я просил бы вас, Фердинанд Петрович, используя ваше высокое служебное положение, устроить так, чтобы его после окончания Морского корпуса и производства в мичманы направили для прохождения дальнейшей службы на судно, которое бы в скором времени собиралось на Дальний Восток.
Барон внимательно посмотрел на него:
— Я был бы безмерно счастлив, если бы ко мне как к морскому министру обращались с подобными личными просьбами. Не пристроить своего наследника куда-нибудь поближе к столице, на тепленькое местечко, а отправить его на край света, туда, где мы с вами, Андрей Петрович, провели свои лучшие годы. А посему я непременно и с большой охотой выполню вашу просьбу. Если, конечно, к тому времени останусь в этом кресле, — усмехнулся он.
