— У него пока нет названия, ваше сиятельство.
— Так в чем же дело, Иван Семенович?! Давайте и назовем этот пролив так, как мы и решили — пролив Аскольд, раз с названием острова возникла неувязка.
— Большое спасибо вам, ваше сиятельство, за столь достойный выход из возникшего по моей вине несколько щекотливого положения! — облегченно вздохнул командир. — А вы, Николай Пантелеймонович, прямо сейчас надпишите на карте предложение их сиятельства, узаконив тем самым название пролива.
И штурман остро заточенным карандашом надписал своим каллиграфическим почерком — «пролив Аскольд».
* * *
Сразу же после подъема Андреевского флага на кормовом флагштоке фрегата, стоящего на якоре, старший офицер объявил перед строем:
— Баркас под командованием лейтенанта Ведерникова отправляется для осмотра берегов залива Стрелок восточнее острова Путятина. С ним следуют мичманы Калмыков и Степанов… Катер под командованием мичмана Долгорукова отправляется для осмотра берегов залива Стрелок западнее острова Путятина. С ним следует мичман Чуркин. Обеим командам получить продовольствие на семь суток. Остальные господа офицеры будут задействованы в съемках берегов острова Маячного…
Катер отвалил от борта фрегата и, поставив парус, направился к западному проливу, отделяющему остров Путятина от материка.
Примерно посредине пролива Аскольд, разделяющего острова Маячный и Путятина, обнаружили островок из подводных и надводных скал. Самая высокая из них достигала футов ста десяти — ста двадцати в высоту. Пристали к нему, и Петр стал наносить его очертания на карту.
— Жаль, конечно, что только на глазок, Илюша, — посетовал он.
— Не горюй, Петруша. Мы ведь с тобой первопроходцы! — гордо глянул тот на друга. — За нами придут геодезисты и нанесут все открытые нами объекты с точностью до вершка.
— Так-то оно так… Тем не менее… — Петр вскинул голову, оторвавшись от карты. — Мы как первопроходцы имеем право давать названия открытым географическим объектам. Так?
— Так.
— Теперь представь себе следующую картину. Пролив Аскольд — это наш фрегат, посредине которого возвышаются эти камни, как капитанский мостик. А кто на мостике, Илюша?
— Разумеется, капитан, — недоуменно пожал тот плечами.
— Вот именно! А посему предлагаю назвать этот скалистый островок посредине пролива так: «Камни Унковского». Как тебе мое предложение?
Илья восхищенно посмотрел на друга.
— Я бы, честно говоря, до такого не додумался. Ты, Петруша, оказывается, не только верный друг, но и справедливый человек. Наш командир действительно достоин такой чести. Так и надписывай — Камни Унковского…
Когда проходили между островом Путятина и материком, то слева открылась бухта. Илья, сидевший на руле, направил катер к входу в нее — и моряки застыли в изумлении. Зеркальная гладь поверхности воды была необыкновенной чистоты. Чарующие глаз берега, покрытые широколиственным лесом, и тишина…
— Какое чудо, Илья Николаевич! — негромко воскликнул Петр, словно боясь нарушить эту первозданную тишину.
— Ничего подобного в своей жизни я действительно не видел, — так же тихо ответил тот, завороженно осматривая открывшуюся перед ними панораму бухты. — Красота, которую невозможно передать словами…
— Только ради того, чтобы насладиться этим призрачным видением, стоило пересечь три океана. — заявил Петруша.
Матросы с интересом прислушивались к восторженному обмену мнениями господ офицеров. Они испытывали те же самые чувства, но, к сожалению, не могли столь же эмоционально выразить их словами.
— Думаю подойти вон к тому дальнему углу бухты, — Илья показал рукой в сторону, — и организовать там временную базу. Не возражаете, Петр Михайлович?
— Конечно нет, Илья Николаевич.
* * *
Друзья сидели у офицерской палатки на валунах, которые прикатили откуда-то матросы под командой младшего унтер-офицера. Петр, держа на коленях планшет с приколотым к нему листом ватмана, набрасывал карандашом схему бухты.
— Как назовем ее, Илюша?
— А у тебя есть какие-нибудь предложения? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Я бы, честно говоря, назвал бы ее Прекрасной, Восхитительной и так далее. Но это, однако, эмоции. Поэтому предлагаю дать ей нейтральное название — «бухта Тихая».
Илья посмотрел на зеркальную гладь бухты.
— Умеешь ты, Петруша, ухватить самое главное, — с некоторой долей зависти заметил он. — Ведь вход в бухту со стороны моря настолько надежно прикрыт высокими берегами острова Путятина, что в ней, наверное, даже во время шторма вряд ли будет какое-либо волнение. Поэтому со спокойной совестью надписывай — бухта Тихая.
К ним подошел Степан, вестовой Петра.
— Ваше благородие, что это за страшилище изловили братцы-матросики?
Петр посмотрел на нечто ракообразное длиной не менее пяди
[69]
, которое вестовой бестрепетно держал пальцами.
— Да это, братец, никак креветка! Помните, Илья Николаевич, нам подавали их в лондонском ресторане «Трафальгар»? Только те были гораздо мельче.
— Помнить-то помню, но эта какая-то вся буро-зеленая и действительно очень большая. Брр…
— А вы что, разве с дворовыми мальчишками не ловили в своем имении раков? Так те же выглядели еще более омерзительно, а как сваришь их на костерке, так за уши не оттащишь! — ностальгически вздохнул Петр.
— И что же вы предлагаете делать с этой тварью?
Петр повернулся к Степану:
— А много их там? — он кивнул в сторону берега.
— Наверное, много, — оживился вестовой. — Матросики поймали эту самую… Как ее? — он мученически посмотрел на барина.
— Креветку, — подсказал тот.
— Вот именно, креветку, — обрадованно выговорил Степан незнакомое слово, — вон там, по берегу, в воде растут густые водоросли. А раз много водорослей, то должно быть много и креветок, — высказал предположение Степан.
— Логично, — согласился Петр к радости вестового. — Тогда передай квартирмейстеру, чтобы наловили этих самых креветок с дюжину и сварили их на пробу. Коку накажи, чтобы варил их так же, как и раков.
— Есть! — с сияющими глазами ответил Степан и побежал к берегу, где его с нетерпением ждали матросы, чтобы узнать мнение господ офицеров по поводу изловленного ими чудища.
Не прошло и получаса, как Степан вернулся с миской в руках, полной больших красных креветок, еще подернутых парком. Петр уже не заметил брезгливого выражения на лице друга. «То-то!» — довольно улыбнувшись, сказал он про себя.
