В амбаре было просторно и сена навалом.
И круглая печка имелась, кою Лобов тут же взялся растапливать, пока остальные ставили лошадей в конюшню, чистили, задавали им корму, а в поилках освежали воду.
Зато, когда Олег вернулся, он окунулся в тепло. Гудевшее пламя создавало уют, а масляный фонарь – загадочность. Тени так и шатались по стенам.
– Вот что, – решил Сухов, – поедим и выставим дозорного. Так и будем меняться до самого утра. Это самое… доверяй, но проверяй.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – поддержал его Быков.
– Да чё там, – пожал плечами Лобов. – Дайте мне чё поесть, и я засяду на чердаке, – он показал на лестницу, ведущую наверх. – А оттуда еще одна есть, прямо во двор. Да, братан?
Жека важно кивнул. На том и порешили.
Как оказалось, кабатчик не пожалел припасов: и мясца вареного передал, и ветчины шмат, и сыра чуть ли не полголовы, и пышный каравай.
Посуды не было, так что запивать приходилось по очереди, хлебая из кувшина. Вино тоже было ничего, в меру терпкое, скорее сладковатое, чем с кислинкой.
– Выпьем за Олега! – предложил тост Пончик. – Иначе мы сейчас сходили бы на берег в Брюгге. Может, даже и не сходили бы, а ночевали бы на палубе, – похлопав по плащу, в который был закутан, он провозгласил: – За твою решительность и бесчеловечность!
Сделав хороший глоток, Шурка опустил кувшин и растерялся – друзья смотрели на него очень серьезно и не совсем так чтобы доброжелательно.
– Блин, ну ты как скажешь! – покачал головой Комов.
– Ч-чучело, – процедил Быков, отворачиваясь.
– Да чего я такого сказал? – возвысил голос Пончик, сознавая прекрасно, где именно он допустил оплошность. Олег спокойно принял у него кувшин и отпил.
Сильный человек, он не обижался ни на кого, не позволяя себе даже такой роскоши, как ненависть.
Просто он привык радикально решать свои проблемы: если его обижал враг, то этого вражину хоронили, а если друг…
– Понч, – хладнокровно проговорил Сухов, – мушкетеров я убивал не корысти ради. Не спорю, их кони нам очень пригодились, но как еще я мог поступить с той четверкой? Человечно? А это как? Дать в зубы одному, подсечку другому и бежать? Куда? В чисто поле, чуя за спиной четырех конников? Или прямо к вам, к той мельнице? Это самое… Пойми, бой всё равно бы состоялся, но при каких условиях и с каким результатом? Даже если бы мы и одержали победу, кого из нас пришлось бы закапывать в землю? Меня? Тебя? Или вон Жеку?
– Или меня, – буркнул Яр.
Пончик до того покраснел, что даже в тусклом свете фонаря это было заметно.
– Прости, сиятельный… – выдохнул он.
– Вспомнил! – хохотнул Комов и добавил назидательно: – А вот мы с Пахой никогда об этом не забываем. Когда мы были трэлями у варягов, сиятельный в боярах ходил, а у греков он и вовсе до кесаря дорос! Ну представь себе, что мы у себя в XXI веке вот так вот трепаться будем с премьер-министром! Получится у тебя общаться с ним свободно, вот так – по-свойски?
Шурик лишь вздохнул покаянно.
– Ладно, – подытожил Олег, – закрыли тему.
Старательно прожевав кусочек мяска, Быков сказал:
– Слушай, может, ну его, это будущее? А? Пойдем королю служить, в графья выйдем, будем по очереди правом первой ночи пользоваться… А?
– А Ингигерда? – улыбнулся Сухов.
Ярослав вздохнул.
– Это да… Вреднющая! Стервочка! А вот не хватает ее!
– А я уже по Гелле соскучился, – пробормотал Шурик. – Угу.
Олег усмехнулся.
– А мне тогда что говорить? Вы-то в этом времени месяц от силы, а я три года тут срок мотаю! – Да-а…
– Ладно. Это самое, всем баиньки!
Часа в три ночи Сухов сменил Быкова на посту. Тихонько спустившись во двор, он омыл лицо из бочки. Ух, хорошо!
Холодная водица здорово отгоняла сон. Завернувшись в плащ, Олег бесшумно прошелся вдоль изгороди.
Расслышал собачье ворчание, но успокоил сторожа строгим: «Свои!» Пес внял.
Было темно, тихо и холодно. Не заметная днем, вдали манила парою огонечков деревня. Или городишко.
Так и тянуло в постельку, пусть даже на сено…
Неожиданно дверь хозяйского дома отворилась, и на крыльцо вышел «куркуль».
Негромко переговорив с кем-то в сенях, он двинулся к воротам, осторожно, чтобы не скрипнуть, открыл калитку и заспешил куда-то.
«Не зря я часовых выставлял», – подумал Олег.
Хорошие дела ночью не творят. А уж если и задумал добро, отчего ж не верхом поехать? Конюшня рядом!
Понятно отчего – чтобы гостей не будить.
Одолев изгородь, Сухов скрадом двинулся за хозяином усадьбы.
В общем-то шагать до самой деревеньки или городишки он не собирался, а поговорить с «куркулем» можно было. Да вот хотя бы у той рощицы.
«Куркуль» пыхтел и отдувался, переваливаясь.
– Стоять!
Неожиданный окрик будто сковал впереди идущего.
– Что? – каркнул он. – Кто?
– Я. Повернулся.
«Куркуль» сделал «кругом».
– Стало быть, не хватило тебе пяти сребреников, Иуда, – проговорил Олег. – Решил нас продать?
– Нет-нет-нет! – горячо заверил его иудушка. – Я… это… к старосте… Ага! Мы с ним… это… на рыбалку… Ага!
– А где ж твои удочки, рыбак?
– У старосты!
Сухов неторопливо достал шпагу, и «куркуль» тут же рухнул на колени.
– Бес попутал, пра слово! – взвыл он, ломая руки. – Я ведь что… Я как услыхал речь иноземца, так сразу и подумал: а ежели они оттуда? Надо же своих предупредить! Святое дело! А теперь понимаю – затмение у меня было!
Я… это… я и сам серебра могу дать, у меня есть!
Не сразу поднявшись, «куркуль» сунул руку за спину.
– Тут оно у меня… – бормотал он, делая шажки навстречу, пока не выхватил здоровенный нож и не взвизгнул: – Получите!
Олег даже с места не стронулся – шпага остановила порыв доносчика. Тот снова пал на колени, роняя нож. – Пощадите… – захрипел «куркуль», пуская струйки крови изо рта.
– Нет, – ответил Сухов и просадил недобитку горло.
Подумав мимоходом, что зря оспаривал свою «бесчеловечность». Да он просто машина для циничного убийства…
Воротясь, Олег потихоньку разбудил друзей, вполголоса объяснив причину раннего подъема.
– Уходим, – сказал он.
– Лучше-е недоспа-ать, – пробормотал Пончик, – чем недожи-ить… Угу… – Паха, собирайся.
– Базара нет!
