— Видишь? Мои заклинания всегда срабатывают.
— Прочь отсюда, — ответил Тонино. — Живо. Пока никто не пришел.
И они побежали по раскрашенным панелям, по отметинам, нанесенным стулом Тонино. Миновали на удивление чистый прямой срез, где стена соединялась с потолком, и выскочили на террасу, которая оказалась не из камня, как предполагал Тонино, а из дерева. А за ней…
Они остановились — как раз вовремя — на краю пропасти. Оба подались вперед, но удержались друг за друга. Глубокий обрыв отвесно уходил вниз, в непроглядную тьму. Дна не было видно. И когда они посмотрели прямо перед собой, то тоже мало что смогли различить. Там, слепя глаза, полыхал золотисто-красный солнечный свет.
— И здесь тоже все заколдовано, — вздохнул Тонино.
— В таком случае, — заявила Анджелика, — будем просто идти и идти. Должна же где-то быть дорога или сад, которого мы не видим.
Чего-то в этом роде, конечно, не могло не быть, но ничто на это не указывало. Тонино был уверен, что внизу — он это чувствовал — большое пустое пространство. Оттуда не слышалось никаких городских шумов, зато веяло каким-то затхлым запахом.
— Трус! — прошипела Анджелика.
— Вот ты и иди, — сказал Тонино.
— Только вместе с тобой, — отрезала она. Они застыли, выжидательно меряя друг друга взглядом. И пока они медлили, ослепительный солнечный свет закрыла гигантская черная фигура.
— Непослушные! — раздался оглушительный голос. — Плохих детей нужно наказывать!
Сила невероятной мощности швырнула их на упавшую стену. В один миг упавшая стена поднялась на прежнее место, увлекая за собой Анджелику и Тонино. Дети беспомощно скользили и катились по ее поверхности, пока не ударились о накрашенный ковер. У Тонино сперло дыхание и закружилась голова, и он едва ли расслышал, как что-то щелкнуло и стена встала на место.
Голова закружилась сильнее. Тонино знал, что он во власти нового заклятия. Он отчаянно боролся против него, но тот, кто наслал его на Тонино, был невероятно силен. Тонино чувствовал, что его качает и ударяет. Свет, падавший из окон, переменился и снова переменился. Тонино мог бы поклясться, что комнату куда-то несут. Затем последовал толчок, и она остановилась. Тонино услышал голос Анджелики: она молилась Святой Деве. Пусть ее молится — Тонино уже не сердился на нее. А потом в сознании Тонино образовался загадочный провал.
Он пришел в себя, потому что тому, кто заколдовал его, это понадобилось. Тонино был в этом совершенно уверен. Наказание не доставило бы наказывающему такого удовольствия, если бы Тонино не знал, что его наказывают.
Кругом творилось нечто несусветное — вакханалия света и шума, особенно с одной стороны, — а сам он носился взад-вперед по узкому деревянному помосту, волоча за собой (надо же!) связку сосисок. На нем был ярко-красный балахон, и что-то тяжелое налипло посередине лица. Каждый раз, когда он добегал до одного конца деревянного помоста, его встречала белая картонная собака с кружевной оборкой вокруг шеи. Картонная пасть открывалась и закрывалась, делая слабые усилия схватить сосиски.
Шум стоял ужасающий. Кажется, Тонино и сам его создавал. Он слышал, как неистово орет:
— Ах ты умница! Ах шельма!
Только голос был совсем не его. Он издавал звук, похожий на тот, что получается при игре на гребенке. Но в основном шум поднимался из освещенного пространства по одну из сторон помоста. Громкие голоса ревели и ржали, мешаясь с металлической музыкой.
«Сон!» — сказал себе Тонино. Но он знал, это не сон. Он догадывался, что происходит, хотя голова у него все еще была в дурмане, а в глазах плыло. Пробегая по помосту в обратную от собаки сторону, он скосил глаза туда, где ощущал на лице тяжесть. Конечно, все как он и думал. Хотя в глазах у него стоял туман и все двоилось, он узрел огромный багрово-красный нос. Он, Тонино, был мистер Панч.
Естественно, он попытался удержаться на месте, перестать носиться взад-вперед и сорвать с лица огромный красный нос. Ни то ни другое ему не удалось. Более того, тот, кто превратил его в мистера Панча, доставлял себе подлое удовольствие, принуждая его бегать еще быстрее и еще сильнее размахивать сосисками.
— Вот это да! — проорал кто-то из освещенного пространства.
Тонино показалось, что он узнал этот голос. Он снова мчался в сторону Пса Тоби, крутя сосисками подальше от его картонных челюстей, и ждал, когда туман в голове и в глазах рассеется. Он был уверен, что это вот-вот произойдет. Иначе и быть не могло. Этому негодяю нужно, чтобы голова у него варила. «Ах ты умница!» — орал он. Пробегая в обратную сторону, Тонино бросил быстрый взгляд поверх своего огромного носа на освещенное пространство, но оно расплывалось. Тогда он поглядел в противоположную сторону.
Он увидел стену золоченой виллы с четырьмя высокими окнами. Рядом с каждым окном рос небольшой кипарис. Теперь он понял, почему странная комната казалась ненастоящей. Она была декорацией. Наружная дверь была нарисованной. Между виллой и сценой зияла дыра. Там, внизу, должно быть, находился кукловод, но Тонино видел только черную пустоту. Все это было волшебство.
Как раз в этот момент его отвлекла картонная фигура, вынырнувшая из дыры с криком, что мистер Панч украл сосиски. Тонино пришлось остановиться и прокричать что-то в ответ. Впрочем, он был рад передышке. Тем временем картонный пес, схватив сосиски, скрылся с ними из виду. Зрители захлопали и закричали: «Эй, глянь на Тоби!» А картонный человек промчался мимо Тонино, вопя во всю глотку, что приведет полицию.
Тонино вновь попытался разглядеть зрителей. На этот раз он хоть и смутно, но увидел ярко освещенный зал и темные объемистые фигуры, сидевшие в креслах; только все это расплывалось, словно он смотрел против солнца. Глаза у него слезились. Соленая капля скатилась по красной дуле, торчащей посередине его лица. Тонино почувствовал, как ликует тот негодяй. Он, конечно, решил, что Тонино плачет. Тонино очень злился, но и был доволен: похоже, этого мерзавца легко провести на его же собственных подлых штуках. Прищурившись против слепящего света, Тонино силился разглядеть негодяя, но увидел только резьбу под самым потолком освещенного зала. Это был Капронский Ангел; одна его рука была поднята для благословения, в другой он держал свиток.
Тут Тонино развернуло в обратную сторону, и перед ним предстала Джуди. И тут же исчезла передняя стена виллы, и открылась комната, которую он уже знал; ее освещала красивая люстра.
Джуди шла по сцене, держа на руках белый сверток — спеленатого младенца. На ней были голубая ночная рубашка и голубой чепец. Посередине ее лиловато-розового лица торчал большой нос, почти такой же красный, как у Тонино. Однако глаза по обе стороны этого носа были глазами Анджелики, только попеременно моргавшими и широко распахнутыми от ужаса. Умоляюще глядя на Тонино, она пронзительным голосом прокричала:
— Мне нужно уйти, мистер Панч. Вы уж понянчите младенца!
— Не хочу я нянчить младенца! — так же пронзительно прокричал Тонино.
