Бенвенуто ткнулся в лицо Тонино липким черным носом, и оба застыли, счастливые, на клавишах рояля, удерживая режущее ухо сочетание звуков.
Бенвенуто пожаловался Тонино, что Паоло недостаточно сообразителен: он, Бенвенуто, никак не может втолковать ему, где Тонино. Тонино должен послать Паоло записку. Сможет ли Тонино — он же такой крохотный! — написать записку?
— Здесь на столе есть перо, — вмешалась Анджелика.
И Тонино вспомнил слова Анджелики: она понимает кошек.
Бенвенуто, слегка встревоженный, пожелал узнать, не будет ли Тонино против, если он вступит в разговор с представительницей клана Петрокки.
В первый момент этот вопрос удивил Тонино. Он напрочь забыл, что ему и Анджелике полагается ненавидеть друг друга. Но в их положении, когда они вместе попали в такую беду, это было бы пустой тратой времени.
— Нет, ничуть, — сказал он.
— Да слезьте же с рояля, вы оба, — взмолилась Анджелика. — Чудовищная какофония!
Бенвенуто не заставил себя ждать и в один прыжок слетел вниз. Тонино, приложив все свои силы, последовал за ним: зацепившись локтями за крышку рояля, он пропутешествовал по черным клавишам. К тому моменту, как он опустился на письменный стол, Бенвенуто и Анджелика уже обменялись приветствиями и по всем правилам представились друг другу. После чего Бенвенуто, обратившись к ним обоим, посоветовал не пытаться бежать через окно. Кабинет герцога находится на четвертом этаже. Каменная кладка крошится, и даже у него, кота, было немало хлопот, чтобы на ней удержаться. Если они подождут, он, Бенвенуто, обеспечит им помощь.
— Но герцогиня… — начал Тонино.
— И герцог, — продолжила Анджелика. — Это кабинет герцога.
Бенвенуто считал, что герцог сам по себе человек безвредный. Тонино и Анджелика находятся в самом безопасном во всем дворце месте. Пусть остаются тут, в укрытии, а ему напишут записку, достаточно маленькую, чтобы он мог унести ее в пасти.
— А не лучше ли привязать ее к шее? — спросила Анджелика.
Бенвенуто никогда не соглашался носить что-нибудь на шее, а теперь и тем более. Во дворце тьма народу, и кто-нибудь вполне может увидеть записку.
Тонино поставил ногу на «Донесение» и, поднатужившись, оторвал от него уголок. Анджелика подала ему перо, которое пришлось держать обеими руками, а конец положить себе на плечо. Потом она встала на бумагу, чтобы та не шевелилась, пока Тонино орудовал пером. Это оказалось нелегкой работой, и потому Тонино сделал записку предельно краткой: «В герцогском дворце. Герцогиня — кудесница. Т. М. и А. П.».
— Сообщи им про слова к «Ангелу»! — напомнила Анджелика. — На всякий случай.
Тонино перевернул бумагу и написал на обратной стороне: «Слова к „Ангелу“ на ангеле надвратном». Затем, вконец изможденный тяжелым пером, которое двигал вверх-вниз, он сложил записку этим сообщением внутрь, а первым наружу и сплющил ее, наступив ногой. Бенвенуто открыл пасть. При виде этой розовой пещеры с аркообразным морщинистым верхом и рядом белых клыков Анджелика, содрогнувшись, отодвинулась, и Тонино положил записку на колючий язык Бенвенуто. Бенвенуто, бросив на Тонино любящий взгляд, пустился в путь. Он прыгнул на рояль, извлек из него где-то посередине звенящее «до», мягко-мягко оттолкнулся от подоконника и исчез.
Тонино и Анджелика смотрели ему вслед, пока не заметили, — слишком поздно! — что вернулся герцог.
— Забавно, — сказал герцог. — Новый Панч, а также новая Джуди.
Тонино и Анджелика замерли на месте. Они стояли по разные стороны промокательной бумаги в мучительно неудобных позах.
К счастью, герцог заметил, что открыто окно. — Ох уж эти мне горничные с их чистым воздухом! — проворчал он и пошел закрывать окно.
Тонино воспользовался возможностью встать на обе ноги, Анджелика распрямила согнутую шею. И тут же оба чуть не подскочили как ужаленные. Где-то внизу грохнул выстрел. За ним второй. Герцог высунулся из окна, видимо за чем-то наблюдая.
— Бедная киска, — сказал он, и голос его прозвучал печально и покорно. — Ну зачем ты сюда сунулась, киска? Она же ненавидит кошек. А эти болваны рады поднимать шум-гром, отстреливая их.
Прогремел еще один выстрел, и еще несколько. Герцог выпрямился, сокрушенно покачал головой.
— А, да ладно, — сказал он, закрывая окно. — Надо полагать, они и в самом деле едят птичек.
И он вернулся к столу. Тонино и Анджелика и не пытались двинуться. Да и вряд ли смогли бы. Оба окаменели, совершенно раздавленные.
Лицо герцога покрылось лоснящимися морщинками: он заметил, что от «Донесения» оторван уголок.
— Та-ак. Я уже начал есть бумагу? — пробормотал он, и его печальное, выражающее изумление лицо повернулось к Анджелике и Тонино. — По-моему, я стал очень забывчив. Разговариваю сам с собой. Плохой знак. Но я, право, не помню вас двоих. Новую Джуди — да, припоминаю, а вот тебя, — обратился он к Тонино, — совсем не помню. Откуда ты здесь взялся?
Тонино был так убит судьбой Бенвенуто, что перестал соображать. К тому же сам герцог обращался к нему.
— Пожалуйста, сэр, — вырвалось у него, — я объясню…
— Замолчи! — оборвала его Анджелика. — Сейчас запою заклятие!
— …только, пожалуйста, скажите мне, что с моим котом. Его убили?
— По-моему, да, — отозвался герцог. — Похоже, они в него попали.
Тут он вздохнул и, воздев глаза к потолку, внимательно на него посмотрел, прежде чем снова перевести взгляд на Анджелику и Тонино. Оба стояли неподвижно. Анджелика ела глазами Тонино, угрожая ему невообразимыми заклятиями, если он скажет еще хоть слово. А Тонино молчал, понимая, что выказал себя полнейшим идиотом. Бенвенуто погиб, и не было никакого смысла шевелиться — никакого смысла вообще ни в чем.
Герцог тем временем достал из кармана носовой платок. Вместе с ним оттуда вывалилась слегка помятая сигара и шлепнулась на стол. Герцог подобрал ее и машинально сунул в рот между своими сверкающими зубами. Но тут же вынул, чтобы обтереть лоснящееся от пота лицо.
— А ведь вы оба говорили, — сказал он, убирая носовой платок в карман и вынимая золотую зажигалку. — Или сами об этом не знаете?
Он отправил сигару снова в рот и, оглядевшись украдкой, щелкнул зажигалкой и закурил.
— Перед вами, — сказал он, — свихнувшийся герцог.
Вместе с этими словами из его рта выкатились клубы дыма, словно герцог был не герцог, а дракон.
Анджелика чихнула. Тонино почувствовал, что вот-вот тоже чихнет. Он сделал глубокий вдох в надежде удержаться… и раскашлялся.
— Ага! — вскричал герцог. — Попались!
Его большие влажные руки поднялись и обхватили обоих детей за ноги. Держа их крепко пригвожденными к промокательной бумаге, герцог уселся в кресло и стал склонять к ним свое торжествующее лицо, пока оно не оказалось вровень с их кукольными личиками. Сигара, торчавшая из угла его рта, окутывала их дымом. А они махали руками, стараясь не терять равновесия, и кашляли, кашляли, кашляли.
