Герцог взорвался:
— Меня наверное, нельзя назвать хорошим правителем, — заявил он, — но хороший правитель должен поступать именно так. Я еду… еду, чтобы погладить по головке детей и чтобы петь в общем хоре.
Герцогиня рассмеялась:
— Много пользы вы этим принесете, особенно вашим пением. Превосходно! Пусть вас убьют там, на улицах, а не здесь, во дворце. Убирайтесь! И гладьте по головке кого угодно.
— Благодарю вас, моя дорогая, — смиренно сказал герцог.
И снова двинулся вперед — топ-топ-топ — вниз по мраморной лестнице. Тонино и Анджелика услышали звук подков по гравию и почувствовали, как герцог качнулся.
— Едем, Карло, — произнес он. — Что там? На что вы указываете? А, да. Да, это грифон. Очень интересно. В путь, в путь!
Он сделал движение вверх. Заскрипели рессоры, захлопнулась дверца. Герцог сделал движение вниз. Они услышали, как он, уже сидя, сказал: «Всё, о господи!» — и тут же раздался хорошо знакомый им звук удара по картону, когда он забарабанил пальцами по стоящей рядом коробке. Карета тронулась, заскрипели по гравию колеса, застучали копыта. Герцог облегченно вздохнул, а они, услышав это, подпрыгнули.
— Можете вылезать, — сказал герцог.
И они осторожно выбрались к нему на колени. Герцог любезно придвинулся ближе к окну, чтобы они могли в него смотреть. И первое, что попалось им на глаза, был железный грифон; весь помятый и искореженный, он лежал в большой воронке посреди дворцового двора.
— Знаете, — сказал герцог, — если мой дворец не будет разрушен пизанцами, сиенцами или флорентийцами, я спишу убытки на вас двоих. Второй грифон изукрасил мне фасад двумя глубокими царапинами — не царапины, а канавы.
Герцог засмеялся и обтер лоснящееся лицо носовым платком. Он все еще очень нервничал.
Как только карета выехала со двора на улицу, они услышали пальбу. Часть выстрелов доносилась с близкого расстояния — снизу, с реки. В основном же гремело вдали, и очень сильно: нескончаемый гул и грохот шел с гор. Вместе это уханье раздавалось так близко, что звук был почти непрерывным, но из общего грохота часто выделялось совсем близкое «бах-бах-бах». И от этого все трое каждый раз подскакивали.
— Принимаем боевое крещение, — невесело пошутил герцог.
Карета замедлила ход. Среди шума и грохота они расслышали чинный голос кучера:
— Боюсь, ваша светлость, Новый мост под огнем. Куда мы направляемся?
Герцог опустил окно. Шум усилился.
— В Собор. Поезжайте вверх по реке и посмотрите, нельзя ли переправиться по Старому мосту. — Он захлопнул окно. — О-хо-хо! Не позавидуешь Карло! Каково ему там на облучке!
— Зачем в Собор? — заволновалась Анджелика. — Нам нужно посмотреть на ангелов в наших домах.
— Нет, — ответил герцог. — О ваших ангелах она как раз и подумала. Вот почему я задал тот вопрос майору. Единственное место, как мне кажется, где слова гимна всегда в сохранности и не видны, — это на соборном Ангеле. О нем сразу вспоминаешь, но он стоит очень высоко и очень далеко, и потому о нем легко забывают.
— Но он на страшной высоте! — воскликнула Анджелика.
— И у него тоже свиток, — проговорил Тонино. — И этот свиток кажется более развернутым, чем свитки наших ангелов.
— Боюсь, это единственное место, о котором она, возможно, забыла, — сказал герцог.
Они катили дальше, нигде не задерживаясь, если не считать воронки от снаряда, разворотившего дорогу. Но и ее Карло ухитрился ловко объехать.
— Молодец Карло, — похвалил кучера герцог. — Один из тех достойных людей, от которых она не решилась избавиться.
Шум немного ослабел, так как карета спустилась к реке и к пьяцца Мартиа, — по крайней мере, Тонино и Анджелика догадывались, где они едут, хотя и обнаружили, что чересчур малы, чтобы увидеть что-то на большом расстоянии. По громыханию, доносившемуся из-под колес, и покосившимся домишкам по обе стороны дороги они могли сказать, что карета миновала Старый мост. Герцог то и дело вытягивал шею, оглядывая окрестности, и каждый раз свистел и качал головой, но они не понимали почему. Собор они узнали сразу, как только карета подкатила к нему по булыжной мостовой: он был такой большой и снежно-белый. Его главный колокол все еще звонил. Огромная толпа, состоящая в основном из женщин и детей, медленно двигалась к дверям Собора. Карета остановилась близко от них, и Тонино и Анджелика увидели архиепископа; стоя у входа в своем широком одеянии, он кропил каждого входящего святой водой и тихо благословлял.
— Вот где настоящий человек, — сказал герцог. — Хотел бы я служить людям с такой же пользой. Теперь слушайте: я высажу вас обоих в эту дверцу, а сам выйду из другой и постараюсь занять их всех, пока вы будете взбираться на купол. Пойдет?
С этими словами он открыл дверцу кареты со стороны Собора.
Тонино и Анджелика растерялись.
— Так что нам делать? — беспомощно спросили они.
— Лезть туда наверх и прочитать слова на свитке, — сказал герцог.
Он наклонился, взял их в свои теплые влажные ладони и выставил на холодный булыжник. Дрожа, они стояли под широким ободом колеса.
— Поймите же, — сказал герцог, — если я попрошу архиепископа поставить на купол лесенки, она сразу догадается.
И это было, конечно, совершенно верно. Они слышали, как он передвинулся к противоположной дверце и та с шумом открылась.
— Он всегда все делает замечательно, — прошептала Анджелика.
— Народ Капроны! — возгласил герцог. — Я пришел сюда, чтобы быть с вами в час беды. Поверьте мне, не я захотел для вас того, что случилось сегодня…
Глухой рокот прокатился по толпе, послышались даже отдельные приветственные возгласы.
— Он делает то, что надо. Замечательно делает, — сказала Анджелика.
— Займемся-ка лучше нашим делом. Выполним свой долг, — сказал Тонино. — Из всех нас уцелели только ты и я.
Глава пятнадцатая
Тонино и Анджелика зашагали к огромному, скалой возвышающемуся Собору и в нерешительности приблизились к покатому контрфорсу. Это было единственное, что, на их взгляд, давало им какой-то шанс подняться наверх. Но когда они оказались с ним рядом, то сразу увидели, что задача, стоящая перед ними, совсем не трудная. Мрамор выглядел гладким, но для таких крошечных существ, как они, на нем хватало неровностей, чтобы их рукам и ногам было за что зацепиться.
Ободряемые холодным ветерком, они поползли наверх, как обезьяны. По правде говоря, хотя утро было богато событиями, они все же имели возможность отдохнуть и даже поскучать. И теперь были полны энергии, притом что весили не больше нескольких унций. Они вскарабкались на длинный холодный скат самого низкого купола, почти совсем не запыхавшись. Там перед ними встала остальная часть Собора, мраморного ледника из белого, розового и зеленого мрамора. Ангела же им оттуда совсем не было видно.
