Во второй половине дня, когда она переоделась в шикарное новое платье и слуги герцога увезли все ее сундуки и вещи, пришло время прощаться. Гауэйн ожидал у экипажа, окруженный таким количеством ливрейных грумов, что выглядел членом королевской семьи.
Эдит взяла руки отца в свои и попыталась в последний раз:
– Папа, привези ее назад.
Он кивнул, но так сухо, что она поняла: это означает, что отец услышал ее, и не более того.
Что еще Эди могла сделать? Только подняться в экипаж. Она больше не леди Эдит. Не миротворец в доме Гилкристов. Не незамужняя дочь хозяина.
Она – герцогиня Кинросс. А напротив сидит ее муж.
И ее муж…
Гауэйн выглядел абсолютно спокойным и непроницаемым. Но Эдит знала правду: он так же сильно тронут церемонией, как и она сама.
Когда Стантон обещал любить ее, утешать, почитать и хранить в болезни и здравии, Эдит почувствовала, что краснеет при виде выражения его глаз. У нее перехватило дыхание, и она вцепилась в его руку, словно без этой опоры не могла держаться на ногах.
Она в жизни не думала, что свадебные обеты могут означать так много и что ей так повезет найти единственного в мире мужчину, который был создан именно для нее.
И когда Эди обещала быть рядом до конца жизни, глаза Гауэйна просияли радостью, которую ей пока доводилось видеть лишь несколько раз.
Теперь она сидела напротив него в бархатном плаще, отделанном настоящим жемчугом. Немного погодя, она позволила плащу соскользнуть с плеч так, что груди мерцали, как опалы в ее волосах.
Притушенное пламя тлело в глазах Гауэйна, неистовый интерес, заставивший Эди заерзать и выпрямиться, чтобы только приоткрыть груди еще больше.
– Раз они у тебя есть, – сказала когда-то Лила, – выставляй их напоказ.
Эди никак не прокомментировала то обстоятельство, что способность Лилы выставлять напоказ грудь никак не повлияла на ее брак. Но все же остро сознавала, что Гауэйну нравились ее груди.
Они сказали друг другу все слова, которые было необходимо сказать.
Остаток вечера?
Тишина и молчание.
Глава 18
Отель «Нерот»
Лондон
– Я никогда еще не была в отеле, – призналась Эди, когда они направились к входу, и с любопытством огляделась. – Я все-таки не понимаю, почему мы просто не поехали в твой дом, Гауэйн.
– Мой городской дом недостоин герцогини, – ответил Стантон. Сама идея привести Эди в дом, украшенный шакалами, оскорбляла его. Отель, с другой стороны, предлагал роскошь и уединение. Если они не могут провести брачную ночь в его замке, «Нерот» – самая лучшая замена.
Мистер Бидл, дворецкий Гауэйна, шел к ним через вестибюль в сопровождении коротышки с густой гривой волос, придававшей ему сходство с отцветшим одуванчиком. Этот цветочный парень оказался мистером Парнеллом, управляющим отеля.
Гауэйн не видел причин тратить время на этого человека: Бидл уже наверняка обо всем позаботился, – но со сдержанной вежливостью слушал, как Парнелл трещал насчет распоряжений по устройству его людей, включая Бидла, повара и личных слуг.
Да, Стантон привез шесть лакеев и грумов, повара, камердинера и других слуг, не считая сундуков и экипажа с виолончелью Эди, но, конечно, всех их можно устроить и без его помощи. Он взглянул на Бидла, и тот положил руку на плечо Парнелла и увел его за собой.
Герцог с женой поднялись по мраморной лестнице, где в конце короткого коридора высились позолоченные двойные двери.
– Как красиво! – воскликнула Эди.
Мистер Парнелл вытер лоб.
– Королевские покои. Двери привезены из Франции, где висели в парижском «Пале Рояль», ваша светлость.
Он повернул ключ в замке, и они вошли в огромную гостиную. Бидл объявил, что ужин, который сейчас готовится личным поваром герцога, принесут через пять минут.
Эди обошла комнату, изучая мебель, оглянулась на Гауэйна, и он почувствовал этот взгляд, как удар молнии. Она ожидала, что он откажется от ужина. Он видел это по сверкающей греховности ее взгляда.
Но отказ от ужина не входил в его планы. Он не хотел, чтобы она ослабела от голода.
Согласно кивнув Бидлу, Гауэйн отослал его и Парнелла, после чего направился к Эди. Какое прекрасное зрелище: его жена, стоящая у окна, подобная колонне золотистого света. В этом платье она могла свести с ума любого мужчину. Оно напоминало кусок ткани, обернутый вокруг ее тела так, словно мужчина мог вытащить несколько булавок, и перед ним возникнет восхитительная обнаженная женщина.
Дверь снова открылась, и в комнату влетела Мэри, горничная Эди, в сопровождении Трандла, камердинера Гауэйна.
Гауэйн оглянулся.
– Вам запрещено входить в эти покои без зова, – бросил он.
Мэри присела так низко, что едва не потеряла равновесия, и выбежала, сопровождаемая Трандлом.
– Это было так необходимо? – спросила Эди.
– Мои слуги не привыкли уважать мое уединение, – сказал он, обводя пальцем брови жены, – потому что раньше я никогда этого не требовал. Теперь им придется усвоить новые правила.
– Ты никогда не требовал уединения?
– Только в ванной комнате.
– И слуги приходят и уходят, когда им вздумается? – недоверчиво переспросила она.
– Только, если у них есть на это причины.
– Я почти всегда одна. И никто не входит в мою комнату без разрешения. Не считая Лилы.
– Когда отец пришел к тебе тем вечером, ты выглядела готовой убить, пока не поняла, что это он.
– Это потому, что он принес инструмент. Не выношу, когда кто-то прерывает мою игру. Я сама решаю, когда мне остановиться.
– Я уведомлю своих людей. Они не станут беспокоить тебя.
Гауэйн встал прямо перед Эди и провел пальцем по щеке и под подбородком.
– Ты так прекрасна, Эди. Я трепещу.
– Не знаю, почему, – сказала она своим очаровательно практичным тоном. – Трепет – вовсе не то, что чувствую я при взгляде на тебя.
И в самом деле, он не видел в ее глазах ничего похожего. Скорее, смесь лукавства и сладострастия. От этого у него в мозгу все поплыло, и он едва не набросился на нее, подобно голодному волку, но вынудил себя вспомнить о своем плане.
Гауэйн наклонил голову и нежно поцеловал жену. Так положено джентльмену. С почтением.
Эди обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Похоже, ей не нужно его почтение, потому что она явно требовала иного поцелуя. А когда слегка неуклюже проникла языком ему в рот, медленное пламя распространилось по чреслам Гауэйна.
И они стали целоваться так исступленно, что он пришел в себя, только сообразив, что Эдит дергает его за галстук, и положил ладонь на ее пальцы.
