На какой-то миг Гриссел пришел в сознание, он висел вниз головой в искореженной машине. Из него вытекала кровь и собиралась в лужу. Он смутно сознавал, что кто-то роется у него в карманах, поспешно и грубо, но ловко. На лице отсутствовали какие-либо эмоции. Он узнал одного из тех, чьи фотографии им переслали из йоханнесбургского аэропорта имени Оливера Тамбо. Его руки обыскивали все карманы, испачкались в его крови.
Мир рушился. В этом пошатнувшемся мире кашлянул выстрел — в последний раз.
И все стихло.
Глава 62
Среди ночи он увидел рядом с больничной койкой Алексу. Она спала, свернувшись в кресле калачиком. Он пытался что-то ей сказать, но не сумел разлепить губы, так пересохло во рту.
Следующая картинка: он не спит. Он в доме Алексы, в гостиной. У него нет руки. Совсем. Алекса говорила: не волнуйся, бывают однорукие бас-гитаристы. Она закурила сигарету.
Бенни смутно понял, что кроме Алексы в комнате есть кто-то еще. Как ни странно, когда он в следующий раз открыл глаза, уже наступил день. Он снова был в больничной палате, а рядом сидела дочь Карла. Она положила локти на кровать, приблизила к нему лицо и пытливо глядела на него, как будто не хотела, чтобы он уходил. Он увидел, как шевелятся ее губы, образуют слово «папа», но он ничего не слышал. Он уплывал от всего. Зато обе руки в тот раз оказались целы.
Фриц сидел в кресле рядом с его кроватью. Его сын с гитарой. Сын пел ему. Это было невероятно красиво.
В какой-то миг он говорил с Ньяти и Мбали. Они говорили на зулу и коса, и он, к его удивлению, тоже.
«Разве не чудесно?» — спросила Мбали Калени.
«Да», — вторил ей Ньяти.
«Что чудесно?» — спросил Гриссел.
«Здесь нет коррупции, — сказала Мбали. — Смотрите, Бенни, совсем нет! Значит, все не напрасно».
Купидон, Скелет и Мбали стояли рядом с его кроватью с мрачными лицами.
— Вон, — сказал Гриссел.
— Jissis! — воскликнул Купидон и выпрямился, посмотрел на него.
— Здесь все-таки больница. Поаккуратнее в выражениях! — буркнула Мбали.
— Зовите сестру, он пришел в себя, — сказал Купидон.
И Гриссел снова куда-то уплыл.
Ему сказали, что Ньяти погиб, только после того, как он провел в сознании два дня. Погибли Ньяти и Дэвид Эдер.
— Бенни, они думали, ты не выживешь, — говорила Алекса, слезы капали на простыню. Она крепко держала его за левую руку — за ту, которая была относительно целой. — Ты дважды был на грани смерти… Сказали, в тебе не осталось крови. Вообще.
Две пули в правой ноге, одна в правом предплечье, в плече, в левом запястье, две пули прошили ребра и правое легкое. Но все со временем наладится. Хирург предупредил, что ему придется разрабатывать конечности. Несколько лет. Он пролежал в коме шестнадцать дней. А Гриссел подумал: самые легкие шестнадцать дней без спиртного, которые он может приписать к своему счету.
На кровать присел Клуте:
— Си-эн-эн, Би-би-си, «Скай ньюс» и «Нью-Йорк таймс» просят тебя об интервью, Бенни. Ты как, согласен?
— Нет.
Суперинтендент Мари-Каролин Обер позвонила ему из Лиона. Она выразила соболезнования по поводу гибели его коллеги. Поздравила его с арестом Курадо. Сказала, что тот, кого он застрелил, был единственным французом в группе, неким Романом Пуате. Остальные, кого удалось опознать, оказались выходцами из стран Восточной Европы. И все они в прошлом служили во Французском Иностранном легионе.
— Мы сейчас пытаемся разыскать их. Благодаря вашей отличной работе есть надежда на успех.
Его навестила и Жанетте Лау, владелица «Бронежилета». Он рассказал ей все.
Алекса приходила каждый день, утром, днем и вечером. Приезжала Карла. Фриц. Его коллеги. Доктор Баркхёйзен. Его друзья из группы «Ржавчина». И один раз — Лиза Бекман.
— Жаль, что с концертом ничего не вышло, — сказал Бенни.
— Не последний, — отмахнулась она. — Вы, главное, выздоравливайте.
В больнице он много думал. Когда Алекса приехала, чтобы забрать его домой, он был готов.
Усталый и слабый, он лежал на широкой кровати в их с Алексой спальне. Набравшись духу, попросил:
— Сядь сюда, пожалуйста. Я кое о чем хотел с тобой поговорить.
Она села, на ее лице появилось озабоченное выражение.
— Я очень тебя люблю, — начал Гриссел.
— И я тебя люблю, Бенни.
— Алекса, я долго тянул, потому что мне было трудно. Но кто-то сказал: правда нас освобождает…
— Какая правда, Бенни?
— Я не могу… ну, ты понимаешь… — Неожиданно все, что он придумал и отрепетировал, все слова и фразы куда-то улетучились.
— О чем ты?
— Даже до этого… — он показал на свои повязки, — я не справлялся с… ну, в общем, с сексом. Алекса, я уже не мальчик. Я устал. У меня уже не получается каждый день. Меня очень влечет к тебе, головой я хочу тебя, но мой… — Он показал на свой пах.
— Твой Мошенник, — подсказала она.
— Да. Мой Мошенник не справляется. Точнее, справляется, но не каждый день. Может быть, через день будет лучше? Давай попробуем?
Он увидел, как она сморщилась. Увидел, как она заплакала, и подумал: ну вот, он опять все испортил.
— Я схожу к врачу, — пообещал он.
Алекса прижалась к нему, крепко обняла. Он почувствовал тепло ее дыхания, ее слезы.
— Бенни, я так боялась! Адаму всегда было мало… Мне казалось, он именно поэтому мне изменял. И я хотела, чтобы тебе меня хватало.
Адам, ее покойный муж.
— Тебя для меня больше чем достаточно, — сказал Гриссел. — Только не каждый день.
— Слава богу! — ответила Алекса.
И он услышал ее раскатистый радостный смех.
