Тот развеселился:
– Сашуля! Ты у меня ревнивицей стала?
– Нет. Просто для Америки надо анализы сдать. На все инфекции.
– Ну, с моей стороны – все стерильно. Гарантирую.
– Да ладно! – продолжала наседать она. – Неужели никогда и ни разу? Где-нибудь в общаге, по пьянке?
У него ни один мускул не дрогнул:
– Ты ведь знаешь, что я не пью.
– Ну, хорошо. Считай, мне любопытно. Пусть не по пьянке. На выпускном вечере. Первая любовь…
Он схватил ее в охапку:
– Первая любовь у меня ты. Первая и единственная!
И смотрит восторженно, робко, словно подданный на королеву. Но разве у особы царских кровей может быть СПИД?
Нет, лучше молчать. Тем более никакого диагноза пока нет, одни подозрения.
Саша, якобы для медицинской справки в Америку, подробно расспросила маму о всех своих детских болячках. Выяснила: аденоидов, в несознательном возрасте, ей не вырезали, швов не накладывали, кровь не переливали.
– Только ангины эти твои постоянные, воспаление легких один раз было. Ну, сколиоз, а больше никаких проблем, – заверила родительница.
Наведалась Александра и в злосчастный тату-салон «Клеопатра-плюс». Ее там не узнали, потому легко удалось притвориться потенциальной клиенткой, попросить, чтобы рассказали, как процесс проходит. Администратор повела девушку на экскурсию, все показала, объяснила.
Участковая врачиха оказалась права. В татуаже одноразовые иголки действительно не использовали – слишком дорого. Однако девушке продемонстрировали трехступенчатую систему стерилизации, красивые, импортные сухожаровые шкафы, флешки с красками – каждая только для одного клиента. Мастера все в белоснежной форме, в масках, одноразовых перчатках.
– У нас стерильно – почти как в операционной, – заверила на прощание администратор.
Наконец неделя миновала.
Ярким весенним деньком, под звон капели, Саша вошла в здание с грозной вывеской: «Центр борьбы со СПИДом».
Встала в очередь перед окошком регистратуры. Парень, что ждал впереди, подмигнул:
– За лекарствами?
– Чего?
Вгляделась ему в лицо. Кожа на крыльях носа шелушится. В уголках рта заеды.
Отступила подальше.
Он хихикнул:
– Шарахайся, шарахайся. Скоро сама такая будешь!
Саша гневно отвернулась. Не будет она такой. Сейчас ей выдадут бумажку с волшебным словом «отрицательный». Она помчится в районную поликлинику, растолкает противных бабулек, триумфально бросит листок врачихе на стол…
Но от окошка регистратуры ее сразу повели на второй этаж. Под конвоем: впереди регистраторша, сзади охранник. Она шла по щербатой, старинной лестнице, в окно продолжало ломиться солнце, а горло, будто веревкой, стягивал страх. Душил все сильней и сильней.
А потом, когда зачитали приговор, с Сашей случилась истерика.
Настоящая, как в кино. Она визжала, пыталась разбить себе голову о стену и швырнула стакан с водой в медсестру.
Тщетно врачи, а сбежался их немалый табунчик, пытались ей объяснить, что она пока лишь инфицирована, но не больна. И что сейчас – и возможно, даже несколько ближайших лет – ей не надо будет пить никаких таблеток. Просто контролировать уровень лимфоцитов CD4+. И только если он упадет, придется принимать специальную терапию.
– Всего несколько таблеток в день, лекарства хорошо переносятся, никто ничего и замечать не будет, – разливались соловьями врачи.
На Сашу сыпались имена западных знаменитостей, кто прекрасно живет с диагнозом. Ей рассказывали про российских больных, все они, конечно, не сдались, делают карьеру, рожают детей. И вообще, заверяли доктора, скоро изобретут вакцину. И победят СПИД навсегда.
Но девушка продолжала кричать:
– Нет! Нет!
А когда удалось чуть-чуть успокоиться, прошептала сквозь слезы:
– Я грант выиграла. На учебу в Америке. Меня теперь не возьмут?
Доктора переглянулись.
– Не возьмут?! – безнадежно повторила она.
Наконец один из врачей пробормотал:
– Ну, они с дискриминацией борются. Если человек грин-карту получил – обязаны взять. Или если статус беженца есть. А студенческую визу… ее не выдают просто, когда такой диагноз. Их право.
Осознать кошмар было невозможно.
Ладно, бог с ней, с Америкой.
Но что ей теперь говорить – маме с папой? Мишке? Что будет, если в институте узнают? Или соседи?!
– Никто не узнает, если вы сами не скажете, – уверяли врачи.
Однако при этом – взяли ее на учет.
И в поликлинику по месту жительства сказали, что сообщат:
– Как иначе? С вами теперь по особым правилам надо работать.
И еще потребовали, чтобы ее половой партнер пришел. В течение недели. Сам.
– А если… у меня его нет? – Саша втянула голову в плечи.
– Найдем, – заверил доктор-мужчина.
А дама в белом халате с укором произнесла:
– Неужели вы не понимаете, что это в ваших интересах? Мы должны как можно скорее предотвратить дальнейшее развитие инфекции!
– Да плевать мне на это! – буркнула Александра.
– Вот из-за таких, как вы, СПИД и распространяется катастрофическими темпами!.. – задохнулась докторша.
Мужчина ее осадил:
– Хорош, Любовь Ивановна. Девушка и так в стрессе, не добивай.
И мягко произнес:
– Родителям, Саша, тоже придется признаться. Бытовым путем вирус не передается, но им нужно предпринимать меры предосторожности. У тебя должна быть отдельная кружка. Свои столовые приборы. Полотенца.
– Мама этого не вынесет. А отец меня просто убьет, – пробормотала Александра.
– Все так говорят, – утешил врач. – Но никто еще никого не убил. Из дома да, выгоняют. Ты тогда к нам приходи, что-нибудь придумаем.
«Сколько я походила королевой? – горько подумала Саша. – Месяц?»
А теперь она снова – ничтожество. Изгой. Навсегда.
Вместо Америки – неизлечимая, позорная болезнь.
Аппендицит понадобится вырезать – только в инфекционке. Рожать – там же.
Она теперь навечно меченая. С клеймом.
И зачем тогда жить?
* * *
Саша в церковь не ходила. Но к Богу с просьбами обращалась. Перед экзаменами.
Казалось бы, что Всевышнему за дело до ее учебы?
Но ведь работало!
Саша несколько раз специально эксперименты ставила. Решала: «Предмет легкий, я вроде все выучила, не буду сегодня Бога утруждать». Но после таких слов обязательно или билет доставался самый ужасный, или препод дополнительными вопросами измучивал. Так что Саша уверилась: куда надежнее сказать ласково: «Боженька, милый, пожалуйста, помоги!»
