Есть не хотелось, но Саша понимала: организм терпит из последних сил. И отказать может в любую минуту. Нужно, как Мишка когда-то говорил, что-нибудь «кинуть в топку».
В эффектный «Нерль» Александра не пошла, остановилась у кафе «Блинчики». Смешное местечко. Выглядит словно огромный металлический киоск с панорамными окнами. Цены, похоже, демократичные – народу полно.
Чтобы хоть чем-то заинтересовать желудок, Саша взяла самое дорогое блюдо – с икрой. И поняла, что не может проглотить ни кусочка. Золотистые блинчики остывали, чай покрывался пленкой. Вокруг шумели студенты. А она сидела, облокотив голову на руки, и понимала, что сил больше нет. Ни на что.
– Дочка, – ее плеча кто-то осторожно коснулся.
Голова будто кирпичами набита. Сейчас отпустишь руки – упадет на стол.
Взглянула искоса, увидела: рядом стоит старушка. В халатике, платок на голове худой. А глаза с хитринкой. Видно, роль социально незащищенной играет давно. А может, правда, голодная.
– Блинчики-то холодными невкусные будут, – попеняла старуха. – Может, я съем? Чтобы не пропадали?
– Ешьте, конечно, – из последних сил улыбнулась Саша.
Бабуленция с удовольствием примостилась рядом. Выудила из залатанной сумки бумажную салфетку. Поплевала на нее. Протерла руки. Начала аккуратно, обстоятельно есть.
И все поглядывала на Александру. Глаза круглые, совиные. Веки набрякшие.
А когда тарелка опустела, уверенно молвила:
– Сегодня восемнадцатое июня. Неспроста. Понимаешь?
– Нет.
– Все эти стили, старые, новые, – только голову сломать. Главное, что сегодня восемнадцатое июня. Поняла?
Саша только головой покачала.
– Тьфу ты, бестолковая какая, – заворчала старуха. – Раз восемнадцатое – значит, надо к Боголюбской.
– Э… а кто это?
Александра не понимала: почему она не ушла сразу, едва старуха села за ее стол. Так всегда – отдашь человеку свой блинчик, а он тебя втянет в абсолютно сумасшедшую беседу. А потом еще начнет своими проблемами грузить.
Но бабка, против ожидания, ничего больше не сказала. Выпила чай. Отерла рот все той же несвежей салфеткой. И только когда встала, повторила:
– Иди, дочка. Иди к Боголюбской. Она тебе поможет.
Александра растерянно поглядела ей вслед.
Студенты за соседним столиком заржали. Девушка обернулась к ним:
– Кто такая Боголюбская, вы не знаете?
– Гадалка! – выкрикнул веселый рыжий парень.
– Вот ты, Вася, дебил! – пригвоздила девчонка с косичками. Обернулась к Саше: – Это икона Божьей Матери, очень известная. От чумы исцеляла, рак лечит и вообще все болезни.
– А где она находится? – заинтересовалась Саша.
– Ну, в Боголюбове, разумеется, – хмыкнула девчушка. – В монастыре. Там перед ней еще много колец, серег всяких. Кто поправляется, в благодарность несет.
Встрял рыжий парень, подмигнул Александре:
– Слушай лучше меня, я тебе предскажу. Ты здорова, как конь, проживешь сто четыре года и умрешь в постели любовника на своей вилле в Ницце. А бабка эта безумная, она всем пророчит, кто ей пожрать даст.
– Спасибо, – Саша улыбнулась одновременно и девушке, и веселому рыжему парню.
Встала.
Выяснила у первого прохожего, как проехать в Боголюбово.
Приехала.
Постояла у знаменитой иконы. Молитв не читала – просила подсказать, вразумить.
И в очередной раз за сегодняшние мистические, тяжелые, знаковые сутки услышала голос:
– Езжай к Марии Шварновне.
Александра глупо брякнула:
– Куда?!
Но уточнять высшие силы не стали. Зато изможденная женщина, собиравшая и бросавшая в жестяной ящик догоревшие свечи, обернулась:
– Ты что-то спросила?
Саша поспешно перекрестилась, отошла от иконы. На секунду ей стало смешно: они с Богом – играют квест. Впрочем, немедленно смех подавила, склонилась к уху женщины:
– Кто такая Мария Шварновна?
Та взглянула удивленно:
– Как кто? Дочка чешского князя Шварна. Супруга Всеволода Большое Гнездо. Она тяжело болела и решила последние годы провести в служении Богу. В тысяча двухсотом году муж для нее основал монастырь. В тысяча двести шестом Мария приняла там постриг с именем Марфа.
– А этот монастырь, он до сих пор есть?
– Конечно. Пока советская власть была, зерно там хранили. А сейчас открыт. При нем воскресная школа и приют сиротский.
* * *
Молодые девчонки, возжелавшие все бросить и уйти в монастырь, видимо, появлялись здесь часто.
Поэтому настоятельница – Александра, не чинясь, отправилась в самую высшую инстанцию – приняла ее сухо:
– Посты соблюдаешь? К исповеди, причастию ходишь? Молитвы знаешь кроме «Отче наш»?
– Нет, но я выучу!
– Ты студентка? – усмехнулась пожилая настоятельница.
– Н-нет. Уже нет.
– Родители есть?
– Есть, но…
– Сбежала из дома? Несчастная любовь?
– Нет. Все гораздо сложнее, – вздохнула Александра.
– Мы берем в свою обитель тех, кому действительно надо, – медленно произнесла женщина. – Не в монахини, конечно. Сначала трудницами. Работаешь, учишься молиться, привыкаешь. Потом, года через два, делаем послушницей. А постриг еще через несколько лет.
– Я готова!
– Мест все равно нет, – пожала плечами настоятельница. – Общежитие у нас маленькое.
– Хорошо. Я найду где жить. К вам буду просто приходить. Можно так?
– Приходить – нет, – с иронией молвила женщина. – Можно работать, каждый день, с шести утра до восьми вечера, безо всякой зарплаты.
Александра кивнула:
– Завтра без пяти шесть я буду.
Настоятельница улыбнулась:
– И резюме обязательно напиши.
– Что?
– У тебя такое лицо, будто ты в инофирму устраиваешься.
– Мне… действительно очень нужно остаться у вас, – молитвенно сложила руки Александра. – Мне голос был…
– Милая девушка, безусловно, ты можешь фантазировать дальше – про видение, голос. Воображать себя в одеянии монахини. Приезжай завтра к шести утра. Мы принимаем всех. Но имей в виду, что дорога к Богу трудна и терниста. Мало кто выдерживает.
– Я выдержу, – заверила Александра.
* * *
Никаких гостиниц поблизости не оказалось. Саша оставила машину, решила пройтись. Ощущение, будто она робот. Сутки без пищи, сутки без сна. Но все шестеренки крутятся, тело послушно, мозг соображает.
