Руки потирает, то за нос схватится, то волосы поправит. Чувствует, что деньги рядом, а как их получить – не знает. Я часто таких видел, когда в карты играл.
И пришла мне тут в голову простая, элегантная комбинация. Спрашиваю шустрилу:
– У тебя в морге бомжи есть?
Тот сначала напрягся, набычился:
– Это вы к чему?
– А мне умереть надо. По документам.
И смотрю ему прямо в глаза.
Докторишка опешил:
– Бредите? Или медсестрам за промедол заплатили?
Я продолжаю:
– Сто тысяч. Долларов. Бомжа – в морг под моим именем. Меня – отсюда прочь. Еще раз. Сто тысяч зеленых рублей. Торговаться не буду. Больше у меня все равно нет.
Он молчит. Желваки так и ходят. Соображает.
Я продолжаю:
– Мне нужны другие документы. Любые. И место, где отлежаться. Все. А сто тысяч по курсу – это…
– Знаю, – буркает он. – Допустим, бомжа мы переименуем. А вас где держать? С частичной парализацией?
– Ну, – я суровею, – это ты сам придумай.
– В общем, – продолжает соображать доктор, – это придумать можно… Если еще штук двадцать накинешь.
– Ну, и все, Сашуля. Договорились мы с ним. Я потом только узнал: дважды мне в тот вечер повезло. Что пройдоха этот дежурил. И что за час до меня в реанимации какой-то бродяга умер. Бомж, подобрали на улице, но паспорт при нем имелся. Хоть и без прописки. Врио главного в тот же вечер перевез меня к себе на дачу. О пулевом ранении никуда не сообщали. А бродягу быстренько похоронили за казенный счет. Под моей фамилией.
– Но как тебя могли отпустить из больницы? Раз надо было операцию делать? – Саша взглянула недоверчиво.
– Зайка, но это ведь не аппендицит, позвоночник! – хмыкнул Зиновий. – С ним все сложно. Операция – не всегда выход. Я статистику смотрел: из порезанных – инвалидов получается даже больше. Поэтому доктор даже рад был, что я под нож идти отказался. Не хотел на себя ответственность брать. Вынесли меня из больницы на носилках. А дальше я восстанавливаться начал потихоньку. У врача на даче. За каждое лекарство, за все ему платил… Физиотерапевтов вызывал, массажисток, ЛФК всяких. Сам тренировался. Но все равно получилось долго. А как смог без костылей, хотя бы с палкой ходить, сразу помчался тебя искать. Вот, нашел.
Обнял, зарылся носом в ее волосы. Попросил:
– Поехали отсюда, а?
– Куда?
– Куда скажешь. Деньги у меня еще остались.
И Саша, очередной ее грех, обняла его крепко-крепко.
– Я люблю тебя.
– И я, – счастливым голосом откликнулась она.
А про монастырь даже не вспомнила.
* * *
Солнце последний раз вспыхнуло ярко-малиновым, пламенным жаром и плюхнулось в море.
Александра с минуту продолжала плыть вперед. Наблюдала, как умирают красные отблески, сразу чернеет небо. Потом повернула к берегу.
Позади осталась вечность. Впереди – обычная, курортная жизнь. Мамаши горласто кликали детей. Пляжная кафешка включила рекламу пива. Из динамиков орал неизменный на юге «Тополиный пух».
Пахло шашлыком, солью и водорослями.
Саша порадовалась, что не останется здесь, внизу, а сейчас поедет домой.
Встречать восход солнца в горах, а закат на море. Что может быть прекрасней для человека, чьи дни сочтены?
Перебраться в Красную Поляну предложил Зиновий. Сразу после своего «воскрешения», почти пятнадцать лет назад.
Саша тогда возмутилась чрезвычайно:
– С ума сошел? Я туда на каникулы ездила. Дыра дырой. По центральной улице свиньи ходят.
– А куда ты хочешь? – мягко спросил Зиновий.
– Ну… за границу куда-нибудь. Испания, Франция, Бали, Мальдивы, Таиланд.
– Эх, Сашка, – вздохнул Зиновий. – За границей оно, конечно, куда комфортней. И безопаснее. Но ты подумала, сколько для нас – именно что теперь для нас обоих – будет медицинская страховка стоить?
– Ну и сколько?
– Минимум десять тысяч. Минимум! А с твоим диагнозом и депортировать могут.
Она вспомнила, как собиралась (когда-то страшно давно!) в Америку – и сразу погрустнела. А Зиновий добил:
– И как мы уедем? Чисто технически? По моему, так сказать, документу, с чужой фотографией, – загранпаспорт точно не получишь. И кольцо мы через границу не провезем.
– Его можно здесь продать. А деньги раскидать по кредитным карточкам, – упорствовала она.
Но Зиновий убежденно ответил:
– Я бы вообще его не трогал. Безделушку серьезные люди ищут. Наверняка награду объявили. Такую, что любой перекупщик с удовольствием нас сдаст.
– А на что тогда жить?
– У меня штук пятьдесят осталось.
– И у меня двести. Я в монастыре на казенных харчах жила.
– Выше крыши.
– Вообще ни на что не хватит.
– Смотря как тратить. Купим в Красной Поляне дом, обустроимся. Переведем дух. А дальше еще что-нибудь придумаем.
– Но я все равно не хочу в эту дыру.
– Ты зря не читаешь советских газет, – усмехнулся Зиновий.
– Зачем они мне?
– В газетах сейчас пишут, что Красную Поляну наш президент обожает.
– Значит, еще и пробки.
– Ха! Да там такую трассу построят, что сто кортежей проедет!
– С ума сошел? Какая трасса? В скале однополосная дорога пробита. Если встречная машина – приходится назад сдавать. В метре от пропасти.
– Ну, еще пару тоннелей сделают. Денег считать не будут, – заверил он.
– Да с какой стати?
– Есть вероятность, что в Красной Поляне Олимпиада будет. В четырнадцатом или в восемнадцатом году.
– Ты бредишь.
– Возможно. Но наш президент приложит все силы.
– В каком, ты сказал, году? В восемнадцатом? Я столько точно не проживу.
Зиновий утешать не стал:
– Я тоже не уверен, что дождусь Олимпиады. Но благами попользуемся. Представь, сколько там всего полезного построят! Будем с тобой на каток ходить, на горных лыжах кататься. По шикарной трассе в Сочи ездить, купаться. А земля насколько в цене взлетит! Как только получит Россия Олимпиаду, мы наш дом в любой момент продадим. С огромной прибылью.
– Ты мечтатель и фантазер.
– Нет, я провидец. Что ты говорила, там свиньи на улицах? Вкусные?
– Шашлык вкусный. А свиньи очень смешные. Горные. Черные, в белых яблоках.
…Когда впервые оказались в Красной Поляне, хрюнделей на улицах еще застали. И бабушек, что продавали у дороги горный мед. И земля стоила пусть дороже, чем в российской глубинке, но им хватило. На домик с участком в семь соток и даже на полную его обстановку.
