«Гилдхолл» поражал великолепием. С потолков, украшенных лепниной, свисали массивные канделябры, пышное убранство огромного зала было выше всяких похвал. В полумраке пламя свечей плясало в такт симфонии Шопена. Делегатов принимали как самых дорогих гостей. Столы ломились от яств, «Мекс» лился рекой. Повсюду кипела оживленная беседа. Для избранных невидение было привилегией, поводом для гордости. Обслуживали их незрячие рабы, более-менее походившие на добровольных участников программы реабилитации. Остальные невидцы слишком оголодали и для такой цели не годились.
Под потолком парила Лисс, выделывая невероятные акробатические этюды безо всякой страховки, на свой страх и риск.
Уивера среди гостей не наблюдалось. Похоже, верховный инквизитор запаздывал. Это другим странам простительно не посылать инквизитора, но никак не Англии, нет. Зато на празднике присутствовали видные чиновники лондонской цитадели, включая начальника патрульных отрядов Бернарда Хока. Этот лысый здоровяк с бычьей шеей мастерски вынюхивал паранормалов. Всегда подозревала, что он из нюхачей. Даже сейчас его крупные ноздри яростно раздувались. Если представится возможность, пристрелю его не колеблясь.
Слуга-невидец предложил мне «Белый мекс». Я отказалась. Все мое внимание было приковано к Кэхилу Беллу.
С бокалом в руке он нервно поправлял галстук и пытался втянуть в беседу Радмило Ареджина, заместителя министра миграционной службы Сербии. Я улыбнулась про себя. Именно благодаря глупости Ареджина Дани очутилась в Лондоне. Я решительно направилась к собеседникам:
– Мистер Белл?
Тот вздрогнул от неожиданности и расплескал вино.
– Да?
– Простите, что прерываю, господин заместитель министра, – обратилась я к Ареджину, – но не оставите ли вы нас с мистером Беллом наедине?
Серб смерил меня презрительным взглядом и криво усмехнулся:
– Прошу прощения, мистер Белл, но мне лучше вернуться к своим. – С этими словами он поспешил к группе соотечественников.
Что называется, от греха подальше.
Чертыхаясь, Белл пытался оттереть винное пятно с пиджака.
– Ч-чего тебе, п-паранормалка? – прозаикался он. – У меня б-был важный разговор.
– Успеете еще наговориться. – Я взяла у него бокал и отпила немного. – Помните Вторжение, мистер Белл?
Тот насторожился.
– Вторжение две тысячи сорок шестого года? Разумеется, помню. – Его артритные руки с распухшими суставами затряслись. – А тебе какое дело? Ты кто такая?
– В тот день арестовали моего двоюродного брата. Хочу знать, жив ли он.
– Ты ирландка?
– Да.
– Как зовут?
– Мое имя не имеет значения. А вот имя моего кузена – очень даже. Его звали Финн. Финн Маккарти, студент «Тринити». Помните его?
– Да, – последовал незамедлительный ответ. – Маккарти был в Каррикфергусе вместе с другими студентами-активистами. Его приговорили к повешению.
– Приговор привели в исполнение?
– Я… не был посвящен в детали, но…
Во мне медленно закипала глухая темная ярость. Склонившись к самому уху ирландца, я шепнула:
– Если моего брата действительно повесили, то вы ответите за это сполна. Ваше правительство сдало Ирландию Сайену. Предало собственную страну.
– Я не виноват… – пролепетал Белл, чувствуя, как из носа сочится кровь. – Перестаньте мучить меня…
– Не вы один, мистер Белл. Вся ваша порода.
– Чертова паранормалка! – рявкнул он. – Убирайся.
Я поспешно растворилась в толпе, оставив Белла шмыгать носом.
Меня буквально трясло от злости. Схватив с подноса бокал «Мекса», я залпом осушила его до дна. Я давно смирилась с мыслью, что Финн мертв, но в глубине души все же теплилась надежда, что брат выжил. Возможно, так и есть. Только от Белла этого не узнаешь.
Мой взгляд упал на Наширу, стоящую у подножия сцены. Неподалеку страж степенно беседовал с греческим эмиссаром. За примерное поведение Нашира, впервые за долгие месяцы, выдала возлюбленному заветную порцию амаранта. Всего несколько капель – и страж кардинально преобразился. В черном с золотой вышивкой костюме и драгоценной булавкой в галстуке; глаза сияют что твои прожекторы. Позади Наширы выстроились телохранители, ее элитный отряд. Одна из бойцов, занявшая место покойной Амели, заметила меня и, судя по движению губ, доложила хозяйке.
Та хрипло рассмеялась. Страж обернулся, полоснув по мне обжигающим взглядом.
Нашира жестом велела мне подойти. Отдав бокал ближайшему невидцу, я двинулась на зов.
– Дамы и господа, – обратилась Нашира к собравшимся, – позвольте вам представить номер двадцать пятьдесят девять сорок, одну из самых одаренных ясновидиц.
Делегаты как по команде уставились на меня. Одни с любопытством, другие – с отвращением.
– Это Алоис Миннэ, верховный демагог Франции. И Биргитта Тьядер, начальник патрульной службы цитадели Стокгольма.
Миннэ, лысый коротышка с невыразительным лицом, кивнул.
Тьядер, блондинка хорошо за тридцать, с роскошной копной волос и темно-оливковыми глазами, так и впилась в меня взглядом. Ник недаром окрестил дамочку Сорокой – слава о ее кровавых подвигах давно вышла за пределы Стокгольма. Тьядер еле сдерживалась, ее явно бесило мое присутствие: бледногубый рот сложился в зловещий оскал, обнажились мелкие зубы. Казалось, она вот-вот кинется на меня и укусит. Впрочем, наше отвращение было обоюдным.
– Меня тошнит от этой дряни, – заявила Тьядер, подтвердив мою догадку.
– Но согласитесь, лучше видеть весь сброд здесь, чем на улицах своего города, – улыбнулась Нашира. – Тут они не причинят никому вреда – им просто не позволят. Обещаю, Биргитта, с появлением Третьего Шиола вам больше не придется наблюдать ясновидцев в родном Стокгольме.
Шиол III? Третья колония-поселение? Рефаиты замахнулись еще и на Стокгольм? Страшно представить, что там будет твориться под управлением кровожадной Сороки.
Тьядер не сводила с меня глаз. Ее ненависть легко угадывалась даже в отсутствие ауры.
– Жду не дождусь, – процедила она.
Пианист закончил играть и встал из-за рояля, вызвав бурю аплодисментов. Танцующие разбрелись по углам.
Нашира посмотрела на большие часы:
– Время пришло.
– Прошу меня извинить. – Тьядер круто развернулась и направилась к своим, освободив пространство между мной и стражем.
Нашира взглянула на подмостки.
– Мне необходимо переговорить с эмиссарами. Арктур, последи за номером сорок. Скоро настанет ее черед.
Значит, мне уготована прилюдная казнь.
Страж покорно склонил голову:
