Дно бассейна сейчас было четче, чем когда-либо, и все приближалось.
Погружение в тот день было намного глубже, чем когда-либо раньше.
И темнее.
«Черт! — думала я в последние смазанные секунды, перед тем как темнота поглотила меня. — Пожелание Бьянки сбылось! Я тону!»
Господи, пожалуйста, не дай ей выиграть…
Лети домой, маленькая бабочка, лети домой.
Глава 1
Делл
Четыреста семьдесят дней назад прямо у меня на глазах умирала моя старшая дочь. Наступила клиническая смерть. Когда ее безвольное тело вытащили из бассейна, оно походило на одну из тряпичных кукол, которую Энн в детстве укладывала себе в кровать. Согласно гигантскому таймеру на центральной стене бассейна, спасателям понадобилось целых восемьдесят девять секунд, чтобы вернуть ее к жизни.
Это были самые длинные восемьдесят девять секунд в истории Вселенной; с каждым тиканьем часов я чувствовал, как постарел еще на целый год. Для сравнения: четыреста семьдесят дней, прошедшие с тех пор, пролетели как мгновение. Честно признаться, даже не знаю, зачем стал отсчитывать пройденное время. Наверное, потому что не хотел забывать, сколько именно дней нам даровано быть рядом с ней.
Или, может быть, с тех самых пор я затаил дыхание и отсчитываю дни, пока не разразится следующая непредвиденная беда.
Помню, как хотел закрыть рукой глаза сыну, когда врачи начали давить Энн на грудь, но моим самым первым желанием было поспешить к дочери. Однако я оказался беспомощным. Бессильным. Способным только смотреть и плакать, когда врачи спасали ее. А потом изо рта у нее полилась вода, она закашлялась и прерывисто вздохнула.
И уже через несколько минут мы с ней мчались в машине «скорой помощи», я держал ее за руку и молился Господу: хотя бы с ней не случилось ничего серьезного.
Когда же наконец нам удалось побеседовать с врачами, я поняла, что мои мольбы оказались безответными. Все оказалось не просто серьезным — хуже и быть не могло.
— Врожденная кардиомиопатия, — объяснил кардиолог. — С этим пороком она живет всю жизнь. Скорее всего, из-за напряжения во время заплыва у нее случился приступ — в результате остановка сердца. Ей повезло, что она осталась жива.
— Каковы ее шансы на выздоровление? — спросил я.
— Если честно, значительные.
Если честно? Ненавижу слово «честно», потому что происходящее редко оказывается честным.
Как говорил мой дед, «жизнь полна чудес… но справедливость не входит в их число». То, что моя пятнадцатилетняя дочь оказалась в больнице, — еще одно, самое последнее доказательство правдивости этого высказывания. Жизнь слишком непредсказуема, поэтому несправедлива. У одних что-то отбирает, другим дает, безо всяких причин и предупреждений. Когда вздумается. И не надо мне говорить, что у моей дочери, «если честно», значительные шансы, ведь я точно знаю, что это не так.
И как будто в подтверждение правоты моих слов, Энн последние четыреста семьдесят дней не вылезает из больниц: постоянно какие-то процедуры, специальные терапии, диагностические осмотры и бесконечная сдача анализов. Однако все лекарства, операции на открытом сердце — все оказалось бесполезным. Так что о какой-либо справедливости говорить не приходится.
Жизнь полна чудес, но справедливость не входит в их число. Сказал это мне дед, но Энн, как никто другой, знает, насколько точны эти слова.
* * *
Половина десятого вечера, я сижу в машине у дома, пытаясь собраться с мыслями. Понимаю, что Эмили, наверное, уже начала волноваться, но ничего поделать не могу. В обычный рабочий день я вернулся бы домой целых три часа назад, но, когда я уходил с работы, позвонила Эмили и сказала, чтобы я подъехал к ней в больницу: «Появились новости». От новостей хорошего ждать не приходится, и этот раз не стал исключением.
Мы с Эмили вышли из больницы почти полтора часа назад, решив, что нам необходимо поговорить с Бри и Кейдом, как только вернемся домой.
Она отправилась прямо домой.
Я сделал крюк.
Не собирался никуда ехать, но, когда свернул на Сансет-стрит и увидел запотевшие окна клуба Шервуда, так и потянуло заглянуть туда. Я не был в бассейне четыреста семьдесят дней, почему бы сейчас не вернуться. Однако внутрь я входить не стал. Достаточно заглянуть в окно. Там тренировалась команда пловцов — словно торпеды, они разрезали водную гладь дорожек. Энн тоже должна была бы быть здесь, впереди всех, но вместо этого она лежит в больнице, пытаясь справиться с самой ужасной новостью, которую только себе можно представить.
В кармане звонил телефон, пока я стоял у окна. Эмили. Наверное, гадает, почему я так задержался. Трубку я не взял.
Я наблюдаю за пловцами до окончания тренировки, потом медленно шагаю назад к машине. Еще полчаса бесцельно катаюсь по городу, погрузившись в тяжелые раздумья, — столько всего навалилось. Я имею в виду болезнь Энн. Разумеется, она не виновата, но ее болезнь как обух по голове. Финансовые затраты огромны, но заботило не это — я готов влезть в любые долги, только бы мой ребенок выжил. Наши отношения с Эмили стали, мягко говоря, натянутыми, именно поэтому я и не спешил домой.
Создается впечатление, что между нами пролегла гигантская трещина, которую ни один из нас не хочет преодолеть. И с каждым новым днем пропасть становится все шире. Мы говорим о том, что следует заделать эту брешь, притворяемся, что предпринимаем попытки сократить это расстояние, но, получая все более удручающие новости о здоровье Энн, мы, похоже, еще больше отдаляемся друг от друга.
Я смотрю на часы. Без двадцати десять. Эмили только что выглянула в окно. Она знает, что я приехал, и нет смысла дальше оттягивать. Кроме того, дети имеют право узнать, что происходит, прежде чем лечь спать.
— Присаживайтесь, ребята, — с серьезным видом говорю я, вешая пальто в шкаф.
— И ты не привез Энн домой? — спрашивает Бри. — Я думала, она едет с тобой в машине.
Эмили хлюпает носом, вытирает его:
— Не сегодня, Бризи.
Я встречаюсь взглядом с женой.
— Ты ничего им еще не говорила?
Она качает головой.
— А сейчас что с ней не так? — Кейду всего одиннадцать, он только-только перешел в пятый класс. Он обычно говорит то, что думает, поэтому я редко удивляюсь его прямоте.
— Присядьте, — вновь повторяю я.
Бри первой шлепается на диван. Она всего лишь на три с небольшим года младше Энн, но они такие разные. В тех случаях, когда Энн поступала как относительно взрослый человек, Бри зачастую вела себя как ребенок. Энн для своего возраста среднего роста, Бри всегда была сантиметров на пять выше сверстников. Энн любит длинные волосы, Бри предпочитает короткие. Энн — спокойная, а Бри… наоборот. Энн предпочитает все хорошенько обдумать, прежде чем принимать решения, в то время как Бри бросается в омут с головой, поддавшись мимолетному порыву, а потом разбирается с последствиями.
