Солнце уже пересекло зенит и теперь, похожее на раскаленный металлический шар, спускалось за городскую стену, придавая башням Красного форта зловещий кровавый оттенок. Скоро должны были закрыться городские ворота, а путники все еще не имели пристанища на ночь.
Усталые и обессилевшие, они встретили наступление сумерек, когда перед ними захлопнулись последние ворота. За день они обошли почти весь город внутри крепостных стен и теперь находились неподалеку от входа, через который въехали сюда утром. Внезапно взгляд Ситары упал на нищего слепца, ощупью пробирающегося вдоль крепостной стены, и она содрогнулась от жалости и ужаса.
– Здесь для нас места нет, – вздохнула Ситара. – В этом городе витает запах смерти. – Она умоляюще посмотрела на Уинстона и брата. – Поедем отсюда: здесь нам искать нечего.
– Хорошо, – кивнул Мохан. – Но на сегодняшнюю ночь нам нужен приют, чтобы не вызвать еще большего подозрения. – Он спешился и обратился к нищему на урду.
Старик чуть слышно прохрипел что-то в ответ, уставив на Мохана мертвые глаза. А когда тот протянул ему монеты, поблагодарил, недоверчиво ощупывая милостыню кривыми пальцами.
– Неподалеку отсюда есть постоялый двор для паломников, – пояснил Мохан, вскакивая в седло. – Надеюсь, там нам повезет.
Они поехали по широкой Куча-ад-дин-хан, вздрагивая от предательски громкого цокота копыт по пустой мостовой, и в конце концов оказались на площади в форме полумесяца, посредине которой уютно плескал фонтан. В дальнем ее конце, от которого отходили три улицы, приветливо манил огнями постоялый двор.
Паломники, такие же измученные оборванцы, съехавшиеся сюда для поклонения и совершения жертвоприношений индуистским божествам, встретили их приветливо. Точнее, в этой пестрой толпе садху, мужчин и женщин, стариков и молодых крестьян с женами и визжащими детьми, никто не обратил внимания на трех путников, за пару рупий пристроившихся в дальнем углу переполненного людьми зала.
Здесь никто и не думал соблюдать тишину в ночные часы: мужчины и женщины болтали, сновали туда-сюда галдящие дети, кто-то играл в кости, кто-то молился. Но ничто не могло помешать повалившимся на соломенные матрасы беглецам погрузиться в тяжелый сон.
Вытянувшись на койке возле стены, Уинстон еще некоторое время вглядывался в толчею зала. Внезапно его охватило чувство абсолютной нереальности происходящего. Ему почудилось, что последние несколько недель он провел во сне: так непохоже было то, что он испытал за это короткое время, на его предыдущую жизнь. «Почему я здесь? Как так получилось?» – пронеслось в его усталой голове, прежде чем он почувствовал рядом округлившееся тело Ситары и закрыл глаза.
Казалось, прошло совсем немного времени, прежде чем кто-то потряс его за плечо. Первое, что увидел Уинстон, с невероятным усилием подняв веки, был испуганный взгляд Ситары. Рядом мелькнуло лицо Мохана, прижимавшего к губам палец. Уинстон моргнул и вскинул голову. Немногочисленные зажженные лампы бросали на тела спящих путешественников дрожащие тени. Наконец-то усталость взяла свое, и суета улеглась. Теперь отовсюду раздавался лишь храп да где-то плакал младенец. Уинстон вопросительно посмотрел на Мохана, но вскоре услышал все сам: по каменному полу стучали тяжелые сапоги, отрывисто, по-военному бормотали мужские голоса.
Мохан кивнул и показал на деревянную дверь в дальнем углу комнаты. Все трое встали, прижимая к груди нехитрые пожитки, словно чтобы заглушить стук сердца, и начали осторожно пробираться между спящими, опасаясь ненароком толкнуть кого-нибудь или испугать неожиданно резким движением. Медленно, дюйм за дюймом Мохан открыл дверь как раз настолько, чтобы путники один за другим смогли выскользнуть на свежий ночной воздух. И стоило им переступить порог постоялого двора, как внутри поднялся шум: визжали женщины, ругались мужчины, плакали дети. Это воины раджи переворачивали все вверх дном в поисках троих беглецов.
Они понеслись со всех ног через задний двор на улицу, под прикрытие вытянувшихся сплошной цепочкой домов. Крысы в панике разбегались из-под ног и, остановившись на безопасном расстоянии, с любопытством глядели на них. Вдали послышались топот и громкие голоса. Закрытые ставни и запертые двери не оставляли ни малейшей надежды куда-нибудь ускользнуть. Молодые люди свернули в первый попавшийся узкий переулок.
Дальше они бежали вслепую. Ситара удивлялась, что еще способна на такое в своем состоянии. Беглецы свернули направо, потом опять налево. Переулки становились все уже. Наконец Мохан постучал в какие-то ворота, и все, задыхаясь, остановились, окруженные кромешной темнотой.
– Ты знаешь, где мы? – Уинстон прижимал к себе Ситару. Его голос дрожал от перенапряжения и страха.
– Нет, откуда? – задыхаясь, ответил Мохан и сжал его руку.
Уинстон затаил дыхание, вглядываясь во мрак. Шаги приближались, голоса звучали все решительнее, как будто преследователи знали, что их жертвы оказались в ловушке. Глаза Уинстона уже привыкли к темноте, и он различал силуэт Мохана. Принц проскользнул к повороту в последний переулок и заглянул за угол. Уинстон чувствовал, как дрожат мышцы на обмякших от страха коленях. Чудовищным усилием воли он заставлял себя сохранять внешнее спокойствие и подчиняться Мохану. Ноги сами собой в любую секунду были готовы сорваться с места и унести его в неизвестном направлении.
Лишь позже, когда все было кончено, Мохану удалось собрать в сознании разрозненные фрагменты этой сцены. На углу показались два раджпута с факелами и обнаженными саблями. К одному из них подскочил Мохан, и тот тут же упал с перерезанным горлом. Ко второму, отделившись от Уинстона, бросилась Ситара, и он, не успев издать ни единого звука, рухнул с пронзенной грудью на труп своего товарища.
Потом во тьме мелькнула скалящаяся обезьянья морда. Животное промчалось мимо них и скрылось в темноте.
– Привет от Ханумана, – сверкнул белозубой улыбкой Мохан.
У Уинстона закружилась голова. Ноги будто сами собой понесли его по переулку. Потом все трое оказались в огромном здании, где через темный коридор вышли в освещенный масляными лампами просторный зал. Здесь колени Уинстона подкосились, и он в изнеможении опустился на каменнный выступ, обхватив ладонями лицо. Через некоторое время он почувствовал, что кто-то осторожно дергает его за штанину, и поднял глаза.
Перед ним сидела обезьянка и с озабоченной мордочкой ногтем выковыривала из ткани засохшую грязь. Встретив его взгляд, она округлила глаза и угрожающе оскалилась, после чего издала недовольный звук и ускользнула прочь.
Уинстон следил за ней, пока она не скрылась в полумраке. Одну за другой различал он детали внутреннего убранства храма. Пол и стены были выложены сине-белой узорчатой плиткой. Повсюду стояли простые светильники из обожженной глины, однако горели лишь немногие из них. Колышущиеся на стенах тени походили на ночных демонов. Лишь спустя некоторое время Уинстон заметил в помещении множество обезьян. Они сидели на потолочных балках под сводами, визжали, бегали и искали друг у друга блох, «медитировали» в самых разных позах или же с любопытством рассматривали трех незваных гостей.
