– Не пойми меня превратно, Мохан, но сейчас я тебе этого открыть не могу, – и пристально посмотрел на дядю. – Всему свое время.
Глядя, как Ян удаляется, засунув руки в карманы раджпутского кафтана, Мохан с удивлением спрашивал себя: это ли тот самый мальчик, что когда-то беззаботно резвился на изумрудных лугах Кангры?
20
Вот уже две недели дворец стоял окутанный тишиной. Хотя положенные двенадцать дней траура, с пышными церемониями, призванными обеспечить покойному благополучное перерождение, миновали. Это были дни многовековых песнопений и молитв, принесения в жертву плодов, цветов и риса, дни многочасовых ритуалов под руководством девятнадцати брахманов, в которых были обязаны участвовать все присутствующие, даже если основная тяжесть обрядов ложилась на плечи наследника, в данном случае нового раджи Сурья-Махала Маджита Джая Чанда.
Вот уже две недели, как атман Джирая Чанда покинул свою восьмидесятитрехлетнюю бренную оболочку. В последние четыре года раджа вел уединенную жизнь в покоях своего любимого дворца, где много молился и медитировал, готовя свою душу к дальнейшему путешествию. И все это время наставлял своего внука, чтобы в скором времени доверить ему заботу о многочисленных обитателях Сурья-Махала и его окрестностей: слугах, крестьянах, пастухах и ремесленниках.
Мохан Тайид оторвал взгляд от огня в камине – ночами бывало холодно – и перевел его на Яна, на лице которого плясали отсветы пламени. На мгновение он вспомнил юношу под мраморным балдахином чатри в первый день похорон. Маджит, как старший сын покойного, принял священный факел у брахмана и степенно обошел погребальный костер, на котором лежало убранное цветами тело Джирая Чанда, поджигая его с четырех сторон. Под ритмичный бой барабанов в небо взметнулись языки пламени, вмиг поглотив смертные останки раджи. На белых одеждах скорбящих родственников играли отблески огня. Ян был единственным, кто не обрил голову в знак траура. Он спокойно смотрел в огонь, и глаза его блестели. Мохан так и не понял, слезы ли это.
Яну шел двадцать третий год, и он был законным правителем Сурья-Махала с тех самых пор, как старший брахман в присутствии всех членов семьи мужского пола сорвал печать с завещания раджи Джирая Чанда. По рядам присутствующих пробежал ропот, и Мохан не мог сдержать улыбки, когда Маджит Чанд, презрев этикет и все приличия, пулей вылетел из комнаты. Но воля покойного священна, и старший сын раджи понимал это не хуже остальных. Два брахмана письменно засвидетельствовали, что отныне Сурья-Махал, приданое возлюбленной супруги раджи Камалы, переходит во владение внука Джирая Чанда Раджива. Такова была воля правителя, несколько лет назад изложенная им на пергаменте, который держал в руках брахман.
Приличествующий владельцу дворца княжеский титул к наследству не прилагался. Его мог присоединить к своим многочисленным званиям Маджит. Отныне Ян был богат, сказочно богат. В сущности, к Сурья-Махалу относилось не так много земли, хотя площадь этих владений была сравнима с территорией всего остального княжества, но здесь собирали обильные урожаи. А за последние четыре года, благодаря хозяйственным способностям Яна, они стали еще больше. И все же племянник Мохана Тайида как будто оставался равнодушным к свалившемуся на его голову состоянию, и принц догадывался почему.
– Ты ведь все знал, правда? – Ян затянулся сигаретой, не отрывая глаз от огня.
– Да, – ответил Мохан. – Он все рассказал мне. Я видел, как два брахмана поставили свои подписи под его завещанием, после чего папирус запечатали и передали одному из них на сохранение.
Оба снова замолчали, размышляя каждый о своем. Мохан вспомнил опасения раджи, что Ян захочет уехать на родину отца, в Англию.
– Ты останешься?
Ян затряс головой и бросил окурок в камин.
– Нет, у меня другие планы.
Юноша поднялся и направился к столу, на котором были разбросаны бумаги. Мохан приблизился, опасливо заглядывая ему через плечо.
– Вот здесь… – сказал Ян, разворачивая карту Восточных Гималаев. Возле города Дарджилинг, чуть пониже горной цепи, была отмечена точка, к которой он приложил палец. – Я давно хочу купить эту землю. Я уже интересовался ею раньше, но тогда европейцам не продавали участки под Дарджилингом. С тех пор законы изменились. Теперь индусам запрещено владеть наделами в этой части Гималаев. И тогда Раджив Чанд забрал свое прошение, и в переговоры с властями вступил Ян Невилл. – Юноша насмешливо сощурился, скосив глаза на Мохана. – Забавно, правда?
«Раджив-Хамелеон», – пронеслось в голове у принца. Он взглянул на масштаб карты, оценивая размеры будущих владений.
– И что ты будешь делать с такими угодьями?
– Я намерен разбить там чайную плантацию, – ответил Ян, с нежностью, как показалось Мохану, касаясь отмеченной на карте точки. – И это будет лучший чай в мире. – Он улыбнулся, должно быть, заметив удивленный взгляд Мохана. – Я не забыл, чему учил меня Тяньцзин.
И это было то, о чем Ян думал последние несколько лет, со спокойствием и отрешенностью сидху ожидая подходящего часа. Мохан понял, что этот план Ян уже разработал до мельчайших деталей, ничего не оставив на волю случая. Принц кивнул подбородком в сторону карты.
– И… у тебя уже есть название?
– Землевладение уже зарегистрировано как Шикхара, – ответил Ян и, понизив голос, добавил: – Оттуда видно Канченджангу… – В его глазах мелькнуло ностальгическое выражение.
Шикхара… Мохан повторил про себя это слово. Это значит «вершина», потому что оттуда можно видеть священную гору Шивы, и еще «храм», вероятно, в честь тех каменных шатров, которыми Ян с детства любовался в долине Кангра, и еще так называется архитектурный стиль, в первую очередь храмов, посвященных Шиве. И еще это название созвучно имени его матери Ситары. Но само происхождение этого слова связано с корнем шикар – охотник. «За кем же он охотится?» – промелькнуло в голове Мохана. Но вслух он спросил другое:
– А что будет с Сурья-Махалом?
Юноша свернул карту.
– Завтра я намерен объявить, что на время моего отсутствия управление дворцом передается в руки Джанахары. Она же позаботится, чтобы кто-нибудь убирал секретную часть дворца и «Башню Слез». Эти помещения должны содержаться в порядке, но оставаться закрытыми.
«Башня Слез». Мохан подозревал, что Ян проводит там немало времени. Не в той ли комнате, где пол отполирован ногами его матери, обдумывал он свои планы? Из окна наверху далеко видно.
Джанахара в качестве заместителя – хороший выбор. Она энергичная и умная и переселилась в Сурья-Махал год назад как старшая сестра Мохана. Тогда муж Джанахары умер после тяжелой болезни и дети принуждали ее совершить обряд сати. Мохан тотчас организовал побег, чтобы вырвать сестру из рук раджпутов. Только сейчас Мохан понял, почему раджа, обычно строго придерживавшийся индуистских обычаев, позволил ему это сделать: он уже тогда знал, что Ян станет следующим правителем Сурья-Махала, и поэтому уважал решения его дяди и покровителя, даже если они шли вразрез с его собственными убеждениями.
