– Я хотел бы поговорить с тобой об одном деле, – сказал Шюман Аннике. – Оно не спешное, ты можешь подождать с ответом до утра.
Анника подняла свежий номер своего издания. Шведский отец маленьких детей в плену в Кении. Пол закачался у нее под ногами, и она выронила газету, словно обожглась о нее.
Берит подошла и обняла Аннику, она ничего такого никогда не делала раньше. Знала, что та не любительница подобного.
– Все будет хорошо, – прошептала Берит. – Тебе надо только справиться с этим.
Анника кивнула.
– Хотите кофе? – спросила она.
– С удовольствием, – ответил Шюман.
– Мне не надо, – отмахнулась Берит. – Я хотела спросить Эллен и Калле, нет ли у них желания прогуляться со мной в Крунубергский парк.
Дети с восторгом согласились и умчались одеваться.
Анника вышла на кухню и дрожащими руками поставила кипятиться воду. Она слышала разговор мужчин, но не понимала ни слова. Берит помогала Эллен с обувью.
– Ты, пожалуй, хочешь присоединиться? – спросила она.
Анника встала в дверях прихожей.
– Я не осмеливаюсь оставить их здесь одних, – ответила она и попыталась улыбнуться, бросив взгляд в гостиную. – Хочу знать, чем они занимаются.
– Мы вернемся примерно через час, – сказала Берит. – Это ваши санки стоят на лестничной площадке?
– Синие мои! – закричала Эллен.
Они исчезли, топая башмаками и громко разговаривая.
Сквозь шум кипящей воды она слышала, как Шюман и Халениус беседуют спокойными, но все равно довольно громкими голосами, из тех, какие облеченные властью люди обычно используют, когда хотят показать, что чувствуют себя непринужденно, но все равно сфокусированы на теме разговора.
– …Огромный интерес со стороны других средств массовой информации, естественно, – сообщил Шюман довольным тоном.
Анника открыла дверь холодильника и уставилась внутрь ничего не видящим взглядом.
– …А в Нигерии шефов иностранных нефтяных предприятий называют white gold
[12]
или просто АТМ, банкоматами, – сообщил Халениус уверенно, со знанием дела.
Она достала сливки, молоко и печеночный паштет, затем поставила молоко и паштет обратно.
– …Мы же хотим знать, чего нам ожидать, какие сценарии возможны, – произнес Шюман деловито.
Она включила миксер и сбила сливки, пусть их и мало осталось со вчерашнего вечера. Голоса утонули в шуме электроприбора. Она зажмурилась и стояла с закрытыми глазами так долго, что сливки почти превратились в масло. Малина, как уже было сказано, закончилась, но она подогрела немного варенья и налила его в чашу. И приготовила кофе из порошка в трех чашках. А потом поставила их на поднос, добавила к ним три тарелки, кофейные ложки, молоко, сахар, варенье, сливки, лопаточку и три вилки для торта. Блюдо с ним еле-еле поместилось на подносе и оказалось в опасной близости от края. Она остановилась на мгновение в прихожей.
– Каковы шансы? – спросил Шюман за стеной.
– Прогноз хороший. Девять из десяти жертв похищения остаются живыми, хотя, судя по ряду признаков, процент смертности растет.
«Каждый десятый, значит, погибает», – подумала Анника, крепко держа поднос.
– И они вернутся домой в приличном состоянии?
В приличном состоянии?!
– Еще двадцать процентов жертв получают тяжелые физические увечья…
Халениус замолчал, когда она вошла в гостиную.
– Ах, – сказал он. – Этот торт опасен для здоровья.
Анника просто поставила поднос на стол, а потом пошла и села в дальнем конце дивана.
– Пожалуйста, угощайтесь, – сказала она.
Халениус и Шюман обслужили себя сами. У нее же мысль о сладостях вызывала тошноту, но она взяла себе темно-синюю кофейную чашку с надписью «The White House». Она была куплена вовсе не в Белом доме, а в сувенирной лавке около него, такая же настоящая, как и китайский «вольво».
– Мы разговариваем вообще на тему похищений, – пояснил Халениус, загружая сливки и варенье в рот. – Хочешь послушать?
Словно его слова могли что-то изменить. Как будто ситуация стала бы хуже, если ее разложить по полочкам.
Анника забилась в угол дивана. Халениус старательно жевал.
– Избиения в данном случае обычное дело, – сказал он затем, не смотря на Аннику. – Хотя что произойдет в данном конкретном случае, мы, естественно, не знаем.
– Какие сценарии представляются тебе реальными? – спросил Шюман.
В дверь позвонили снова. Анника резко поднялась.
– Возможно, наши коллеги из других средств массовой информации, – сказала она.
И сначала не узнала мужчин на лестничной площадке. Они стояли молча в своих серых пальто и смотрели на нее преданными собачьими глазами.
Она закрыла дверь, ничего не сказав, вернулась в гостиную и почувствовала, что просто закипает от злости.
– В чем дело? – спросила она. – Моя квартира стала филиалом Розенбада?
Халениус поднялся, посмотрел на нее удивленно.
– Два Хассе стоят там снаружи, – объяснила Анника и показала в сторону входной двери, – но с меня хватит. Прикажи им, пусть уходят отсюда.
– Возможно, они хотят…
– Попроси их прислать имейл, – отрезала она и направилась в ванную.
Анника слышала, как Халениус вышел из квартиры и коротко переговорил с мужчинами по имени Ханс. Потом он вошел внутрь, один, закрыл за собой дверь и вернулся в гостиную снова.
– Коллеги из министерства, – объяснил он в качестве извинения Шюману.
Ножки кресла заскребли по паркету.
– А если ты попытаешься описать наш случай? – спросил главный редактор.
– Все зависит от того, о преступлении какого типа идет речь. С коммерческим похищением зачастую проще разобраться. Политические значительно более сложные и часто жестокие.
– Дэниел Перл, – напомнил Шюман.
Анника закрыла дверь ванной.
Она писала обзорную статью об этом случае во время своего пребывания в США. Журналист Дэниел Перл являлся шефом южноазиатского бюро газеты «Уолл-стрит джорнал», когда «Аль-Каида» похитила его в январе 2002 года. Девять дней спустя его обезглавили. Видео казни выложили в Сеть несколько лет спустя, оно, пожалуй, по-прежнему находилось там, тошнотворный пропагандистский ролик на три минуты и тридцать семь секунд. Ей пришлось самой смотреть его. Перл говорит в камеру голый по пояс, с фотографиями мертвых мусульман, прикрепленных к его лицу. Через минуту и пятьдесят пять секунд в кадр входит человек и перерезает ему горло. Последняя минута видеозаписи состоит из списка политических требований, которые прокручиваются над отрубленной головой журналиста. Кто-то стоял и держал ее за волосы.
