Дорис перевела дух.
– Остается только радоваться, что они взялись за ум. Нельзя ведь держать людей в плену в таком месте. Слава богу, они поняли…
Анника схватилась свободной рукой за голову.
– Дорис, – сказала она, – по описанию Алваро Рибейро ситуация заложников хуже не придумаешь. Их подвергали насилию, мучили голодом. Томасу… также угрожали, заставляли его делать отвратительные вещи.
Дорис молчала несколько секунд.
– Рассказывай, – приказала она, а потом явно обратилась в слух, поскольку Анника не слышала даже ее дыхания.
– Они угрожали отрубить ему руки, если он не выполнит то, что они ему сказали.
Пыхтение на другом конце линии.
– И они сделали это? Искалечили его?
– Нет, – ответила Анника. – Насколько нам известно. Испанец ничего такого не говорил. Я не знаю, как много деталей опубликуют завтра, но…
Она замолчала, не в силах продолжить. «Твой сын изнасиловал распятую женщину, фактически ту, ради которой он потащился в Либой с целью переспать с ней».
– Его вынудили совершить сексуальное домогательство, – сказала она. – Их подвергали избиениям, испанцу сломали два ребра, пиная его ногами. Им приходилось есть еду, кишащую червями…
– Достаточно, – сказала Дорис тихо. – Я понимаю. Если ты извинишь, то я должна…
– У меня к тебе еще одно дело, – поспешила добавить Анника. – Дети больше не могут оставаться в городе. Журналисты не дают им покоя, и я не хочу, чтобы они находились в школе, когда данные испанца обнародуют.
– Угу, – буркнула Дорис в своей неподражаемой недовольной манере.
– Кроме того, мы надеемся скоро договориться о сумме выкупа, – продолжила Анника, – а значит, нам придется отправиться в Кению…
– О сумме выкупа? Ты серьезно? Ты собираешься платить деньги этим убийцам?
Анника сглотнула комок.
– Сожитель испанца находится сейчас в Кении. Он оставил миллион долларов в мусорном контейнере на окраине Найроби вчера вечером. Именно поэтому испанца выпустили. Нам, скорее всего, придется выехать туда, и, надо надеяться, уже на этой неделе…
– У меня так много дел, – заныла Дорис. – У нас обеды по средам и пятницам, и, кроме того, мне необходимо убирать дом. Полагаю, ты понимаешь.
Анника крепко зажмурила глаза.
«Детьми Элеоноры ты с удовольствием занималась бы, – подумала она, – но Элеонора не хотела никого иметь, боялась испортить свое тело и карьеру, но этого она никогда не рассказывала тебе, не так ли? Лишь улыбалась немного печально, когда ты спрашивала, как дела с потомками, не планировали ли она и Томас завести их, и тогда ты поверила, что она не могла, и чувствовала сострадание, не правда ли? И поэтому заявила Томасу: «Завести детей может и собака, но заботиться о них – совсем другое дело». Именно так ты смотришь на меня, как на суку, не так ли? А твои собственные внуки, конечно, не столь хороши, чтобы играть у тебя на персидских коврах».
– Само собой, – сказала Анника. – Я все прекрасно понимаю. Я сообщу, если будут новости.
Она отключила телефон, дрожа от злости.
– Ничего не получилось с Дорис? – спросил Халениус из спальни.
Он, вероятно, подслушал часть разговора.
– И догадайся, насколько это стало сюрпризом для меня, – ответила Анника и набрала номер своей матери.
Та, судя по голосу, была трезвой, но уставшей.
– Я работаю как ломовая лошадь всю неделю, – сказала она, – с девяти до шести.
И чего здесь сверхъестественного? Обычный полный день? Она оставила это до лучших времен.
– Мама, я могу попросить тебя об одном деле?
– Не подумай, что жалуюсь, но обычно ведь всегда нужны деньги в такое время, перед Рождеством.
Это называется «перед Рождеством».
– Мы получили новости о Томасе, – сказала она. – С заложниками обращаются ужасно плохо там, в Африке. Мы должны попытаться возвратить его домой как можно быстрее, и поэтому я хотела спросить, не могла бы ты позаботиться о Калле и Эллен несколько дней.
– И по вечерам я караулю Дестини, ведь Биргитта подрабатывает в «Ретт Прис», в вечернюю смену…
Анника три раза стукнулась лбом о придиванный столик – на что она, собственно, рассчитывала?
– О’кей, – сказала она. – У тебя есть номер Биргитты?
– Ты наконец решила попросить прощения?
Анника села на диван и тихо перевела дух.
– Да, – сказала она.
Мать дала ей номер, на этом разговор закончился.
Анника вся дрожала. Царившая в комнате прохлада захватила в полон ее тело. У нее закоченели пальцы и ноги, ее трясло как в лихорадке. Халениус вошел в гостиную.
– Здесь действительно ужасно холодно? – спросила она.
– Нам, пожалуй, понадобится отправиться в дорогу уже завтра или в среду, – сказал он.
Анника подняла руку.
– Я знаю, – ответила она. – Я постараюсь. И готова унижаться, сколько потребуется, лишь бы куда-то пристроить детей. О’кей?
Он повернулся и ушел назад в спальню.
Она набрала номер мобильника своей сестры. Биргитта ответила сразу же.
– Прежде всего, – сказала Анника и посмотрела в видеокамеру, которая стояла на треноге рядом с телевизором и фиксировала все, что она говорила и делала. – Прежде всего я хотела бы извиниться за то, что не приехала на твою свадьбу. Было моей ошибкой ставить работу на первое место. Люди всегда важнее статей, я понимаю это сейчас. И раз сказала так, значит, уверена в своих словах.
– Ого, – сказала Биргитта. – Госпожа Непогрешимость начала работать головой. И что тебе от меня надо?
Не было смысла ходить вокруг да около.
– Мне нужна помощь, – призналась Анника. – Кто-то должен позаботиться о детях, пока я поеду в Восточную Африку и постараюсь вернуть домой моего мужа. Ты не могла бы взять это на себя?
– Точно как ты удружила мне в субботу, ты имеешь в виду?
Анника закрыла глаза рукой.
– Биргитта, – сказала она, – в моей квартире центр по освобождению заложников. Здесь находятся люди из министерства юстиции, которые пытаются вести переговоры с похитителями так, чтобы Томаса освободили. У нас компьютеры и записывающая аппаратура и еще много всякого, и мы поддерживаем контакты с другими переговорщиками и их уважаемыми правительствами…
– И сейчас я должна прийти в восторг от того, насколько ты важная и умная?
Анника не нашлась что ответить. Конечно, Биргитта в чем-то была права, само собой. В течение последних тридцати лет она постоянно пыталась превзойти сестру умом и значимостью, и ей это удалось, и как удалось! Сначала был Свен и факультет журналистики, а потом ее прекрасная работа, вершиной которой стал титул специального корреспондента в США, работавший в Розенбаде муж и двое детей в международной частной школе. Гонку по части статуса в обществе она выиграла, вне всякого сомнения.
