– Не пугайся, – сказала она Аннике. – Я просто напомнила тебе о полутонах. Нельзя делить все в мире только на черное и белое.
Она посмотрела на часы.
– Если вы закончили, я полагаю, нам надо ехать в банк. Мы заберем сумку сейчас или еще вернемся?
Халениус повернулся к Аннике и подождал, пока она взяла свои пожитки.
– Именно здесь Томас жил во время конференции, – произнес он тихим голосом. – Они забрали его вещи и прибрались в номере, но знали, что ты приедешь, и…
Она остановилась на полушаге.
– Здесь? Его вещи здесь?
Ей сразу показалось, что она почувствовала запах его парфюма.
– Мы можем попросить прислать их к вам домой на Агнегатан, если у тебя нет желания взять все с собой, – предложил Халениус.
Она замерла посередине зала, не в состоянии двинуться с места. Его барахло не играло никакой роли: бритвенный прибор, и галстуки, и пиджаки.
– Я возьму все с собой, – услышала она собственный голос, хотя и не знала, почему так сказала.
Фрида подошла к консьержу, и тот исчез где-то во внутренних помещениях и вернулся с сумкой Томаса. Она расписалась в квитанции и стояла в вестибюле, держа ее в руке.
Аннике вспомнилось, как он паковал ее, как она обратила внимание, что он взял с собой розовую рубашку. Сейчас ее среди вещей не было, насколько она знала, рубашка была на нем, с испачканным кровью левым рукавом.
Она последовала за Фридой и Халениусом, еле волоча ноги, и тащила баул мужа за собой к лифтам и далее в гараж.
Между «Хилтоном» и большим офисом Кенийского коммерческого банка на Мои-авеню было только полквартала. Фрида выехала из гаража отеля, а потом сразу же съехала в гараж банка.
– Это не займет особо много времени, – сказала она. – Я предупредила их руководство о своем визите. Пластик, и сумки, и скотч, и все прочее согласно твоему желанию лежит в багажном отсеке.
Халениус кивнул. Анника не могла пошевелиться. Фрида выпрыгнула из машины, прошла мимо охранника, махнув ему рукой, и исчезла в лифте.
В автомобиле воцарилась тишина. Желтоватое освещение гаража придавало гулявшим по салону теням коричневый оттенок. Халениус сидел, повернув голову в сторону, и смотрел через боковое стекло, она видела контуры его торчавших в разные стороны волос в полутьме. В конце концов, молчание стало невыносимым для нее.
– Вчера ночью… – начала она.
– Мы обсудим это позднее, – прервал ее Халениус.
Анника схватила воздух ртом, как при пощечине, щеки вспыхнули румянцем.
Лежавшая в багажном отсеке сумка Томаса, казалось, заполняла собой весь автомобиль.
– Фрида… – сказала Анника, – она не такая, как я думала.
Халениус посмотрел на нее через зеркало заднего вида.
– Фрида особенная, – ответил он. – У нее не было необходимости получать образование или работать, но она предпочла делать это.
– Лиловые волосы, – заметила Анника.
– Она невероятно хорошо трудится на УВКБ, подразделение ООН по работе с беженцами. Не боится испачкать в грязи туфельки.
«И я должна завизжать от восторга сейчас?» – подумала Анника, но не сказала ничего.
Фрида вернулась с двумя охранниками, которые несли каждый по картонной коробке с деньгами (ее деньгами). Она открыла дверь с той стороны, где сидела Анника. Парни поставили свой груз на сиденья автомобиля и исчезли в направлении лифтов. Двое их коллег, один у лифта, а второй у выхода, остались на своих местах и не спускали с компании в «тойоте» глаз.
– Как мы поступим дальше? – спросила Фрида.
– Мы можем доверять им? – поинтересовался Халениус и кивнул в сторону охранников.
Негритянка нервно почесала голову.
– По-моему, не самая хорошая идея – перепаковать деньги сейчас, во всяком случае, здесь, в гараже.
– Мы можем поехать к тебе домой? – спросил Халениус.
– В Муфайгу? При таком движении на поездку туда уйдет несколько часов.
У него выступил пот на лбу, хотя в гараже было сыро и прохладно.
– Не заниматься же нам этим на улице.
– Может, снимем номер в «Хилтоне»?
Халениус посмотрел на часы.
– Он позвонит через четверть часа, к тому моменту мы должны приготовиться к отъезду.
Анника вышла из машины, обогнула ее и открыла заднюю дверь, а потом достала из багажника пластик, сумки, скотч и двое больших ножниц.
– Содержимое каждой коробки в одну сумку, – сказала она и взялась за ножницы.
Халениус сжал зубы и вытащил наружу первую картонку. Анника вытаращилась на деньги, она никогда не видела купюры, упакованные таким образом, иначе, чем в кино.
Ее дом на Винтервиксвеген, перед ней ведь сейчас лежал он, был уложен пачками, по пять тысяч долларов в каждой.
Халениус поставил коробку на пол и открыл одну из новеньких сумок. На ней еще остался ценник, 3900 шиллингов. Спортивная, черная, с красным логотипом на боку, длиной полметра и шириной и высотой около тридцати сантиметров.
Анника заставила себя оторвать взгляд от денег и раскатала пластик по полу, он был двухметровой ширины, толстый и тяжелый, того типа, какой используют для гидроизоляции при строительстве. Она взяла ножницы и отмерила на глазок длинную полосу, в то время как Халениус начал выгружать деньги.
– Кусок будет слишком большой, – заметил он и кивнул в сторону пластика.
– Я немного уменьшу ширину, – сказала она.
Халениус выгружал пачки купюр, серо-зеленые кирпичики в камербандах, а она укладывала их посередине прозрачной пленки, вплотную друг к другу, по девять штук в ряд.
– В каждой сумке будет по сто десять пачек, – сказал Халениус.
– Я знаю, – ответила Анника.
Она складывала пачки штабелями, ряд за рядом, пока не получилась стопа длиной сорок пять, шириной двадцать и высотой целых тридцать сантиметров. Потом она обернула их пластиком, сначала по длине, оторвав кусок скотча зубами и закрепив его сверху, затем загнула пластик с торцов примерно так, как поступала, упаковывая рождественские подарки для детей.
«Сегодня первое декабря, – подумала она, – до Рождества осталось три с половиной недели». Будет ли она дома тогда? И Томас тоже?
– Можешь помочь мне со скотчем? – обратилась она к Халениусу, и он оставил в покое вторую коробку с деньгами, взял скотч и стал оборачивать им весь пакет.
Блок получился на удивление тяжелым, они совместными усилиями засунули его в спортивную сумку.
Анника посмотрела на баул.
– Что говорят законы Кении относительно ввоза таких сумм в страну? – спросила она.
