За столом по соседству сидели четверо белых парней лет двадцати пяти и ели гамбургеры с кетчупом и картошкой фри. От этого зрелища у нее заныл живот, и она поспешила в дамскую комнату.
Туалет имел пеленальный стол и черный гранитный пол. Она не ожидала увидеть ничего подобного. Вода в унитазе оказалась голубой. Когда она писала, ее цвет изменился на зеленый.
Томасу понравилось бы данное заведение. Возможно, он обратил бы внимание на сломанный держатель для туалетной бумаги, но и обстановка, и чистота получили бы высокую оценку с его стороны. «Если в туалете грязно и гости видят это, как, по-твоему, все выглядит в кухне?» – обычно говорил он. Однажды она ответила: «Так же можно сказать о ситуации, если родители бьют своих детей прилюдно, то как много они дают волю рукам дома, если их никто не видит?» Томас бесстрастно посмотрел на нее и произнес: «Какое отношение туалет имеет к избиению детей?»
Она вымыла руки и вышла на солнце.
Салаты были готовы.
Она заплатила и вернулась к машине.
Фрида свернула на Нгонг-Роуд в направлении к центру.
«I had a farm in Africa, – подумала Анника, – at the foot of the Ngong Hills»
[42]
.
Она увидела знаменитые горы через заднее стекло, взяла видеокамеру и сняла их. Получилось не слишком хорошо. Они выглядели как поросшие деревьями холмы, к тому же подпрыгивавшие из-за движения машины.
Было тепло и ужасно душно.
Состояние дороги на улицах стало хуже, но поток машин заметно поредел. Солнце исчезло. Автомобиль ехал уже довольно быстро. Анника неутомимо снимала все подряд: маленькую девочку, которая жарила кукурузные початки на огне сбоку от проезжей части, мужчин, тащивших за собой нагруженные чем-то тележки. Ей казалось, что сумки с деньгами у ее ног увеличиваются в размерах, скоро ей предстояло отнести их куда-то, поднять обеими руками и забросить в какой-нибудь мусорный контейнер, или в яму в земле, или, пожалуй, в ручей, зачем иначе тогда требовалось завернуть их в строительный пластик?
Блестела колючая проволока, пустые масляные емкости издавали характерный звук.
– Куда нам в Истли? – спросила Фрида.
– Торговый центр Аль-Хабиб, Шестая улица, Первая авеню. Это что-нибудь говорит тебе?
– Это только звучит так красиво, – сказала Фрида. – Улицы, авеню, торговые центры… Маленький Могадишо называется так по одной причине.
– О чем ты? – спросил Халениус.
– Увидите…
Асфальт исчез с дороги целиком и полностью. Большая заполненная водой яма преградила им путь. Глина вылетала из-под колес. Анника снимала тележки, матрасы, ковры, специи в железных банках, мусор, бумагу, пластик, женщин в джильбабах – единый большой и организованный хаос. Это была не Кибера, не трущобы такого же рода, но тоже далеко не лучшее место на земле. Люди плотной чередой скользили за окнами машины, Анника ловила их глаза в объектив.
Первый удар пришелся по стеклу как раз рядом с ней, второй по крыше автомобиля, и его сразу же обступили люди, которые прижимали лица к стеклам, кричали и размахивали сжатыми кулаками.
Фрида резко повернулась и уставилась на нее.
– Снимаешь? Здесь? Ты с ума сошла? Это мусульмане, их нельзя фотографировать.
Анника выронила камеру, словно обожглась о нее. Шум усиливался, удары посыпались градом.
– О боже, – сказала Фрида, – только бы они не перевернули машину…
Автомобиль трясся. Анника вцепилась в сиденье обеими руками, камера с грохотом свалилась на пол. Кто-то пытался открыть дверь «тойоты», колеса скользили боком по глине.
– Включи первую, – скомандовал Халениус. – Давай медленно вперед.
– Нельзя! – крикнула Фрида. – Я наеду на них!
– Они расступятся, – сказал Халениус. – Трогай осторожно.
Улица была забита ослами, людьми и тележками, но Фрида сделала, как ей сказали, медленно тронула машину, погудела, включила зажигание и нажала на газ, толпа последовала за ними, пыталась открыть двери и кричала, но Фрида упрямо продолжала ехать.
– Там впереди справа находится Аль-Хабиб! – крикнула она. – Нам туда.
– Езжай дальше, – велел Халениус.
Анника наклонилась вперед и спрятала лицо в ладонях.
И все ведь из-за нее.
Внезапно шум прекратился, люди отстали, а под колесами снова оказался асфальт. Фрида переключилась на вторую скорость. Анника видела, как дрожали ее руки, а глаза блестели от слез.
– Что мы делаем сейчас? – спросила Фрида тихо.
– Я не знаю, – ответил Халениус. – Действительно не знаю.
– Но куда мне ехать?
Он обхватил голову руками.
– Не знаю. Я просто ходил на курсы. Этого не было в учебнике.
Сразу хлам вокруг машины исчез, и тропическая зелень обступила их. Улица выглядела идеально, деревья тянулись к небесам. Высокие стены прятали большие виллы.
– У похитителя есть обычный мобильный телефон? – спросила Анника.
– О чем ты? – поинтересовался Халениус.
– Ты можешь ответить на эсэмэс?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Я не пробовал.
– Попытайся объяснить ситуацию, – сказала она. – Сообщить, что все пошло к черту, и обвиняй меня.
– Я еду в гольф-клуб «Мутхайга», – сказала Фрида и, повернув налево, миновала пару высоких ворот с вооруженной охраной по обеим сторонам.
Халениус взял телефон и напечатал длинное сообщение. Фрида припарковалась у стены из бугенвиллей и выключила мотор. Халениус нажал «Отправить» и напряженно ждал. Потом его мобильник жалостно пикнул.
– Дьявольщина, – выругался он.
– Ты, пожалуй, писал слишком долго, – сказала Анника. – В таком случае эсэмэс превращается в эмэмэс. Сократи текст.
Халениус застонал и стер свое послание. Скоро в машине стало очень жарко. Фрида опустила стекло. Птичьи трели ворвались в салон.
– Что это за место? – спросила Анника.
– По большому счету, все дипломаты и весь персонал ООН живут в Мутхайге, – объяснила Фрида.
Анника всмотрелась в окружавшую их зелень. Ярко-зеленое поле для гольфа угадывалось между пальмами.
Они находились не более чем в километре от Истли, но больший контраст трудно было представить.
Послышался жалобный звук телефона.
– Не проходит, – сказал Халениус.
– Попробуй позвонить, – предложила Анника.
Халениус набрал номер, приложил мобильник к уху и опустил снова.
