Она обвиняла его в оскорблении действием, в том, что он пытался насильно ею овладеть. Что, если Уильям на самом деле попробовал сделать это когда-то в прошлом, несмотря на то что во время их последней встречи он явно не предпринимал подобных попыток?
Эта мысль вызывала у Монка отвращение. Он не находил никакого удовольствия в том, чтобы испытать с женщиной близость против ее воли. Это действо казалось ему унизительным для обоих его участников, будучи начисто лишенным нежности, достоинства и духовной близости, превратившись в чисто физическую связь, о которой потом неизбежно придется вспоминать с чувством стыда, сожаления и сознания абсолютной бессмысленности такого поступка.
Неужели он оказался способен на такое?!
Это представлялось сыщику возможным лишь в случае, если он являлся раньше совершенно другим человеком.
Однако страх буквально сжигал его, заставлял просыпаться по ночам, задыхаясь и испытывая неожиданный леденящий озноб. Что, если его опасения окажутся не напрасными?
Из Олд-Бейли Уильям отправился прямо к Ивэну. Он решил, что обязательно посмотрит записи лично, даже если его придется доставить в участок в один из вечеров под видом свидетеля или подозреваемого, чтобы он получил возможность взглянуть на свои старые дела, закончившиеся разорением или смертью подследственного.
Но Джона опять не оказалось на месте, и сыщику пришлось ждать. Он принялся расхаживать из угла в угол, вздрагивая каждым мускулом и преследуемый мучительным отчаянием.
Дежурный сержант смотрел на него с нескрываемым сожалением.
– У вас неважный вид, мистер Монк, – заметил он, наконец. – Если это на самом деле срочно, я могу сказать, где сейчас мистер Ивэн.
– Я буду вам очень признателен, – ответил Уильям, попытавшись улыбнуться. Однако губы у него непроизвольно вывернулись, обнажив зубы, в результате чего вместо улыбки получилась неприятная гримаса.
– Грейт-Корэм-стрит, двадцать пять, рядом с Брансвик-сквер. Вы, наверное, знаете, где это?
– О да. – Это место находилось напротив Мекленбург-сквер, где обнаружили труп того человека, которого Монк едва не убил незадолго перед тем, как с ним случилось несчастье. Этого ему ни за что не удастся забыть. – Да, благодарю вас. – Неожиданно детектив вспомнил, как звали сержанта. – Парсонс.
Лицо полицейского осветилось улыбкой. Он явно не ожидал, что бывший коллега назовет его по имени.
– Не за что, сэр, – ответил он. – Я рад вам помочь.
Добежав до угла улицы, Монк остановил кеб и, вскарабкавшись в него, прокричал кучеру адрес, прежде чем успел опуститься на сиденье.
Потом ему пришлось некоторое время ждать, стоя на ледяном ветру, пока Ивэн освободится. Однако стоило тому появиться на улице, как он тут же узнал Уильяма, поскольку никто другой не стал бы просто так стоять на улице в такой одежде в конце февраля.
– Я нашел его! – с торжествующим видом заявил Джон, направляясь к Монку с противоположной стороны улицы, чуть сгорбившись и подняв повыше воротник пальто. На его лице светилась радостная улыбка, несмотря на то что холод вызывал у него легкий озноб.
Монк почувствовал, как у него захватило дыхание – столь болезненно воспринял он вновь пробудившуюся в душе надежду. Сыщик тяжело сглотнул, прежде чем к нему вернулась способность говорить.
– Нашел? – Он не посмел даже произнести имени Друзиллы, опасаясь, что Ивэн имеет в виду что-то другое. Что, если его восклицание относилось лишь к расследованию, которое он сейчас проводил? Детектив теперь с трудом сознавал, что на свете существуют другие дела, другие преступления, вопросы, связанные с жизнью других людей.
– Да, по-моему, это то, что надо, – довольно пренебрежительно бросил Джон, ловко вскочив на тротуар, чтобы уступить дорогу проезжавшей мимо двухместной карете. – Там есть фамилия Бэкингем. – Дотронувшись до плеча Монка, он зашагал навстречу ветру, направляясь по Грейт-Корэм-стрит в ту сторону, где на фоне вечернего неба виднелись обнаженные ветви растущих в сквере деревьев. – У меня ушло на поиски так много времени только потому, – начал объяснять он, – что это оказалось не какое-то серьезное дело, а просто мелкая растрата.
В ответ Уильям промолчал. Звук его шагов гулко отдавался от холодных булыжников мостовой. Он не понимал, о чем шла речь, – по крайней, мере, пока.
– Некий Реджинальд Сэллис присвоил церковные деньги, – продолжал Ивэн свой рассказ. – Всего около двух десятков фунтов, но об этом заявили в полицию и провели расследование. Беда заключалась в том, что деньги предназначались для сирот, и прежде чем дело раскрыли, под подозрением оставались очень многие.
– Но его действительно раскрыли? – с тревогой спросил Монк. – Может, мы арестовали невиновного человека?
– О нет, – заверил его Ивэн, не убавляя шага. – Нам попался как раз тот, кто был нужен. Этот человек вырос в приличной семье, но оказался порядочным мерзавцем. Внешне он был весьма красив… по крайней мере, пользовался успехом у женщин.
– Почему ты так считаешь? – поспешно поинтересовался Уильям. Свернув в сквер, они шли теперь прямо по газону, направляясь в сторону Лэндсдаун-плейс и больницы Фаундлинг, чьи здания уже показались впереди. Им предстояло обойти ее по Гилдфорд-стрит.
– Подтверждавшие его причастность улики весьма ловко удалось скрыть двум юным особам, двум сестрам, которые, судя по всему, питали к нему теплые чувства, – объяснил полицейский. – Точнее, по-настоящему любила его лишь одна, а другая ограничивалась только легким флиртом.
– Это ничего не объясняет! – с отчаянием воскликнул сыщик, едва успев разминуться с военным в гусарском мундире. – Романтическое соперничество двух сестер, мелкая растрата, за которую какой-то молодой жулик получил… сколько? Год? Пять лет?
– Два года, – ответил Ивэн, и лицо его неожиданно сделалось напряженным, а во взгляде появилось сожаление. – Но он умер от тюремной лихорадки в Колдбат-Филдс. Этот юноша, укравший церковные деньги, конечно, не являлся образцом добродетели, однако он не заслужил того, чтобы погибнуть в тюрьме в одиночестве.
– Это случилось по моей вине? – Монк тоже ощутил, как его охватывает сожаление. Ему было хорошо известно, что представляет собой тюрьма Колдбат-Филдс, и он бы никому на свете не пожелал там оказаться. Уильям запомнил пробирающий до самых костей холод, постоянную сырость, выступающую на стенах похожими на слезы каплями, запах плесени, наполнявший спертый воздух никогда не проветриваемых помещений. В подобном месте ничего не стоило впасть в отчаяние. Закрыв глаза, Монк живо представил узников с обритыми наголо головами, занятых изнурительным и бессмысленным трудом, перетаскивая с места на место тяжелые пушечные ядра, двигаясь при этом по кругу, или вращавших топчак, а также тесные клетки, из-за их формы называвшиеся «жуками». Во всем здании царила оглушающая тишина, потому что узникам строго запрещалось общаться между собой.
– Это случилось по моей вине? – вновь спросил детектив неожиданно резким тоном, ухватив Джона за руку, из-за чего тот остановился и, вздрогнув, обернулся к нему.
