Да, Кейлеб тогда хромал, согласился свидетель.
На какую ногу?
Суэйн не имел понятия. Ему показалось, на левую. А возможно, и на правую.
Рэтбоун поблагодарил свидетеля.
Эбенезер Гуд поднялся на ноги, испытывая немалый соблазн стереть Элберта Суэйна в порошок, однако он все-таки решил воздержаться, зная, что жестокость редко приносит желаемые результаты. К тому же это противоречило его характеру.
Элберт же, к всеобщему удивлению, упорно не желал отказываться от показаний, которые только что дал. Он определенно видел Кейлеба, выглядевшего так, словно тот побывал в жестокой схватке. Свидетель считал, что никак не мог ошибиться, и поэтому продолжал твердо стоять на своем, не отступая ни на шаг, хотя и не делая каких-либо выводов. Он абсолютно не сомневался насчет того, когда это случилось. В тот день ему удалось заработать два шиллинга, и он выкупил у ростовщиков одеяло. Такое событие весьма трудно забыть.
Судья удостоил Суэйна благосклонным кивком, а старшина присяжных с горестным видом сморщил губы.
– Да, действительно, – уступил, наконец, Гуд. – Благодарю вас, мистер Суэйн. У меня больше нет вопросов.
Рэтбоун вызвал последнюю свидетельницу обвинения, Селину Херрис. Она явилась далеко не по собственной воле и теперь стояла на свидетельской трибуне, судорожно вцепившись в перила, выпрямив спину и высоко вскинув голову. Для похода в суд молодая женщина выбрала желтовато-серое платье из недорогой ткани, простого покроя, с высоким воротником и длинными рукавами, поверх которого накинула скрывавшую талию шаль. Бо́льшая часть ее красивых волос оставалась скрытой под капором. Однако она явно не собиралась прятать лица, выражение которого говорило о немалом мужестве и силе духа, что лишний раз подчеркивали слегка приподнятые скулы, дерзкие глаза, довольно большой нос и жесткие, хотя и изящные, очертания губ. Несмотря на испуг и явное нежелание выступать в суде, Херрис устремила на Оливера пристальный взгляд в ожидании того, что он собирался сказать.
Сидящая среди зрителей Женевьева медленно, словно через силу, обернулась и посмотрела в сторону Селины, увидев в ней что-то вроде слабого отражения себя самой. Эта женщина любила человека, ставшего убийцей Энгуса. Они находились как бы на противоположных полюсах жизни. Миссис Стоунфилд стала вдовой, но и мисс Херрис тоже ожидала утрата, и, может быть, еще более горькая.
Переводя взгляд с одной женщины на другую, Рэтбоун убедился, что их разделяет непреодолимая пропасть, но вместе с тем мужество и готовность защищаться, казалось, заставляли их лица гореть одним и тем же неистовым жаром.
Обвинитель также не мог удержаться от того, чтобы не взглянуть на Кейлеба. Может, появление Селины пробудило в нем пусть даже совсем слабый намек на сожаление, заставило его понять не только величину понесенной Женевьевой утраты, но и то, какой ценой придется заплатить за это ему самому? Сохранились ли у этого человека хотя бы остатки человеческих чувств, способность проявить сострадание?
Однако подсудимый, перегнувшийся через перила, так что цепи его кандалов свесились вниз, всем своим видом выражал лишь безмерное отчаяние, отсутствие всякой надежды, заставляющее признать поражение и окончательно отказаться от продолжения борьбы.
В этот момент сидящий в зале лорд Рэйвенсбрук сделал какое-то движение. Стоило Кейлебу заметить его, как к нему вернулась прежняя обжигающая душу ненависть, а вместе с ней и желание сражаться.
– Мистер Рэтбоун! – поторопил обвинителя судья.
– Да, милорд. – Оливер обернулся к свидетельской трибуне. – Мисс Херрис, – начал он, стоя посредине свободного пространства в центре зала, – вы проживаете на Манила-стрит на Собачьем острове, это так?
– Да, сэр. – Селина не собиралась сообщать суду ничего, о чем ей не требовалось обязательно упоминать.
– Вы знакомы с обвиняемым Кейлебом Стоуном?
Взгляд женщины сделался неподвижным. Она упорно не желала смотреть в ту сторону, где находился ее сожитель.
– Да, сэр, – ответила она все так же кратко.
– Сколько времени вы его знаете?
– Около… – Свидетельница ненадолго замялась. – Наверное, лет шесть или семь. – Нервно сглотнув, она облизнула губы.
– За шесть или семь лет человека можно узнать весьма неплохо. – Рэтбоун улыбнулся, желая подбодрить ее. – Как часто вы встречаетесь, хотя бы приблизительно? – Лицо Селины сделалось сумрачным, и он поспешил ей помочь. – Ежедневно? Или, может быть, раз в неделю? Или раз в месяц?
– Он приходит и уходит, – ответила женщина, насторожившись. – Иногда мы проводим вместе два или три дня, а потом он опять пропадает, и я не вижу его несколько недель подряд; бывает, он возвращается раньше. Это как придется.
– Понятно. Но за эти годы ваши отношения сделались достаточно близкими?
– Вы хотели сказать…
– Он ваш любовник, мисс Херрис?
Бросив на Кейлеба быстрый взгляд, Селина тут же вновь отвела глаза.
Выражение ее лица сделалось неопределенным. Один из присяжных нахмурился, а из зрительских рядов послышался негромкий смешок.
– Можно я задам вопрос по-другому? – предложил обвинитель. – Вы его возлюбленная?
Кейлеб ухмыльнулся, и его зеленые глаза заблестели. Он ничем не выдавал собственных мыслей, не позволяя определить, свидетельствует ли его напряженное, почти волчье выражение лица об удивлении или о скрытой, невыраженной угрозе.
Селина приподняла подбородок чуть выше, явно не желая встречаться взглядом ни с кем, кроме Оливера.
– Да, это так, – призналась она.
– Благодарю вас за откровенность, мадам. Я полагаю, эти слова свидетельствуют о том, что вы знаете его не хуже, чем кто-либо другой из упоминаемых здесь людей?
– Наверное, да. – Женщина по-прежнему сохраняла осторожность.
В зале стояла почти абсолютная тишина, но некоторые зрители уже начали нетерпеливо ерзать на своих местах. Показания Селины не вызывали особого интереса у публики. Она признавала лишь очевидные факты.
Рэтбоун тоже обратил на это внимание. Херрис являлась последней свидетельницей обвинения и, следовательно, его последним шансом. Однако, несмотря на немалый страх перед судом, она не собиралась предавать Кейлеба по своей воле, причем не только не желая раскрывать собственных чувств или делиться воспоминаниями о минутах близости, но и опасаясь мести с его стороны, которая, несомненно, будет ужасной, если его признают невиновным. К тому же Селина жила на Собачьем острове, там находился ее дом и проживали люди ее круга. Они наверняка не станут сочувствовать женщине, выдавшей любовника, будь то ради выгоды или из страха за собственную судьбу. Какой бы ценой ни пришлось ей заплатить по закону за подобную преданность, она все равно будет не столь велика, как наказание за измену, поскольку тогда речь пойдет о самой ее жизни.
