– Господи, я и сам это понимаю! – злобно бросил сыщик. – Даже если б она была молоденькой девушкой, решившей подыскать себе мужа, а я подходил бы на эту роль с материальной точки зрения, она бы все равно так не поступила. Подумайте, что бы стало с ее репутацией? Кто из благородных мужчин обратил бы потом на нее внимание? Я еще не полный невежда и могу представить, во что это ей обойдется. И она, впрочем, тоже. Именно поэтому я так боюсь. Она ненавидит меня настолько, что готова пожертвовать собою ради того, чтобы со мною покончить.
– Значит, ваш поступок по отношению к ней, каким бы он ни был, этого заслуживает, – ответил Рэтбоун. Ему совершенно не хотелось проявлять по отношению к Монку жестокость – просто у него оставалось мало времени, поскольку его ждал другой клиент, и поэтому ему приходилось без обиняков говорить суровую правду. – Не знаю точно, насколько это может оказаться для вас полезным, – продолжал адвокат, – но если вы проведете расследование, я бы мог начать поиски людей, которые были несправедливо осуждены. Кого-то могли повесить или посадить в тюрьму, где этот человек, возможно, впоследствии умер. Только не разменивайтесь на кражи, растраты или другие мелкие преступления. Иными словами, начните с результатов расследования, а не с весомости улик и вашей уверенности насчет того, что судебное разбирательство было справедливым.
– Будет ли какая-нибудь польза от того, если мне удастся что-то выяснить? – спросил детектив, явно разрываясь между надеждой и горьким отчаянием.
Оливер испытал соблазн солгать, однако всего лишь на мгновение. Монк не принадлежал к числу тех, кто успокаивал других с помощью дешевой лжи, поэтому он заслуживал того, чтобы знать правду.
– Может быть, и нет, – ответил Рэтбоун. – Только в случае, если дело дойдет до суда и у вас появится возможность доказать, что у нее имеется причина для мести. Но если она настолько умна, как вы предполагаете, она, по-моему, вряд ли станет добиваться судебного разбирательства. Этим она мало чего добьется – во всяком случае, приговор не будет обвинительным, если только ей не попадутся чересчур пристрастные присяжные. – Выражение его лица сделалось напряженным, а взгляд – неподвижным. – Вы пострадаете гораздо больше, и у вас останется значительно меньше шансов уйти от ответственности, оправдаться или выдвинуть ответные обвинения, если она начнет просто распускать слухи. В этом случае вы не окажетесь за решеткой, но с вашей профессиональной карьерой неминуемо будет покончено. Вы сделаетесь…
– Знаю! – бросил Монк, рывком поднявшись на ноги и вдохнув так резко, что это отозвалось болью во всех его натруженных мышцах и избитом теле. – Мне придется добывать себе кусок хлеба, оказывая услуги людям сомнительных профессий или даже явным преступникам, искать сбежавших мужей, выколачивать долги и ловить мелких воришек. – Повернувшись к хозяину кабинета спиной, он принялся смотреть в окно. – И я буду рад, если денег, которые они станут мне платить, хватит на то, чтобы я мог поесть хотя бы раз в день. Мне перестанут поручать дела, способные заинтересовать Калландру Дэвьет, и она не будет помогать мне просто так. Я понимаю это и без ваших слов. Мне придется перебраться в дешевые номера, а когда моя одежда придет в негодность, я буду довольствоваться ношеными вещами.
Рэтбоуну очень хотелось отыскать для него хоть какие-нибудь слова успокоения, однако ему ничего не приходило в голову; к тому же он со все большим вниманием прислушивался к звукам, доносившимся из соседней комнаты, где его ждал другой клиент.
– В таком случае вам, хотя бы ради собственного успокоения, необходимо разузнать, кто она такая, – мрачно проговорил он. – И, что более важно, чем она занималась раньше и почему ее ненависть к вам столь велика, что она решилась на такой шаг.
– Спасибо, – рассеянно ответил Монк, прежде чем выйти из кабинета и закрыть за собой дверь. При этом он едва не столкнулся с клерком, стоявшим за порогом в ожидании того, когда сыщик, наконец, уйдет и он сможет проводить в кабинет господина, стоявшего рядом и не скрывавшего своего нетерпения.
Оливер, конечно, был прав, но Уильяму не требовалось выслушивать того, что говорил ему адвокат. Эта встреча просто помогла ему преодолеть одиночество. Рэтбоун, несмотря на его сегодняшние заявления и их взаимные разногласия в прошлом, принадлежал к числу людей, способных поверить в искренность Монка. К тому же его совет насчет того, где детективу следует начинать поиски, показался ему весьма полезным.
Сыщик шел по Вер-стрит, погруженный в глубокие раздумья, не замечая пешеходов и проезжавших мимо экипажей.
Перед ним сейчас оставался открытым лишь один путь, по которому, как бы глубоко он его ни ненавидел, ему следовало идти без лишних промедлений. Уильям должен был изучить записи о своей прошлой работе и постараться найти то дело, к которому Друзилла могла иметь какое-либо отношение, пусть даже и косвенное. Рэтбоун, по крайней мере, предложил ему, с чего начать. Но Монк не мог обратиться с такой просьбой к Ранкорну. Тот, обрадовавшись его затруднительному положению, наверняка постарался бы усугубить его, не позволив бывшему сотруднику ознакомиться с делами. Сыщик больше не имел прав на пользование полицейскими источниками, и Ранкорн, отказав ему, оказался бы прав, если следовать духу и букве закона. Горькая ирония этого заключалась бы в том, что бывший начальник, наконец, ощутил бы сладость победы после того, как Монк в течение стольких лет буквально наступал ему на пятки, делал из него посмешище и все больше превосходил его с каждым новым успешным расследованием. К тому же Уильям страдал потерей памяти. Он теперь не мог точно знать, о чем догадывался Ранкорн, хотя и знал, что они никогда не испытывали друг к другу уважения. Бывшему шефу ни разу не довелось насладиться уверенностью в том, что ему известно то же самое, что и Монку.
С этими невеселыми мыслями детектив свернул с Грейт-Уайлд-стрит на Друри-лейн.
С Джоном Ивэном все обстояло по-другому, совершенно иначе. Сержант познакомился с Монком после несчастного случая и догадывался о некоторых истинных обстоятельствах, расследуя в тесном сотрудничестве с ним то, первое ужасное дело, которым Уильям занялся, придя в себя. Джон оказался настоящим товарищем, сохранявшим преданность коллеге несмотря ни на что и в самых тяжелых обстоятельствах. Он был молод и казался весьма привлекательным и полным энтузиазма. Сын деревенского священника, этот парень не имел денег, и в прежние времена его ожидала бы судьба заурядного плебея. Ивэн восхищался Монком, замечая лишь лучшие черты его характера. Поэтому Уильям испытывал чувство досады из-за того, что будет вынужден именно ему рассказать о случившейся с ним неприятности и просить его помочь раскрыть ее причину.
Он едва не передумал и не отказался от встречи с Джоном. Возможно, это не приведет ни к чему хорошему и он лишь потеряет уважение Ивэна – еще до того, как это неминуемо случится само собой.
Однако такой выход мог избрать для себя только законченный трус или глупец. Джон все равно, рано или поздно, обо всем узнает. Пусть тогда он услышит это сейчас и из уст самого Монка. Лучше, если сержант увидит его сражающимся, чем сдавшимся и признавшим поражение.
