Главврач от неожиданности вздрогнул и вскинул голову.
– Что?..
– Я хотел узнать ваше мнение о том, что вы увидели в особом отделении.
– Э-э… Я ничего не видел.
– Простите? Вы что же, даже и на экран не взглянули?
– А зачем? Ульгер Янович мне обо всем доложил. Самым подробным и обстоятельным образом.
– И после этого вам не захотелось самому все увидеть?
– Нет. То, что происходит в особом отделении, меня не касается. То есть находится вне моего ведения как главврача больницы. А у меня, поверьте, и без этого дел выше крыши… Э-э… Да! Именно так!
– Охотно верю вам, Петр Фомич. И потому не смею вас более задерживать.
– Я могу идти?
– Конечно.
– Э-э… – В некоторой растерянности главврач посмотрел на криминалистов, на остававшегося с ними доктора Инолиньша. Поправил сползшие на кончик носа очки. – Ну, всего доброго…
– Всего доброго, Петр Фомич, и спасибо за вашу помощь.
Сойкин смущенно пождал плечами – мол, да что там, не стоит, это мой долг как гражданина, коротко кивнул и пошел по коридору. Мимо плотно закрытых дверей, выставленных в коридор кроватей с больными и оккупировавших все свободное пространство патрульных. Он, казалось, ждал, что его остановят, окликнут, скажут, что произошла ошибка, и попросят вернуться. А он не хотел возвращаться. Он хотел уйти и наконец-то обо всем забыть. Вообще обо всем. Какое ему дело, что патрульные искрошили в кровавый хлам весь персонал особого отделения, а после перестреляли друг друга? Он вообще понятия не имел, чем они там занимались. Да и знать не хотел! У него своих забот было выше крыши. Выше самой высокой крыши в этом прогнившем насквозь, вовсе не умирающем, как многие думали, а давно уже мертвом городе!.. А еще ему нужны были таблетки, что лежали под замком в боковом ящичке его рабочего стола. Очень, жесть их, нужны!..
Криминалисты проводили взглядами то ли куда-то очень спешащего по служебной необходимости, то ли слишком уж суетливо и поспешно убегающего от них главврача. Интуиция подсказывала – не просто тихо шептала, а толкала в бок локотком, что с Петром Фомичом Сойкиным что-то не в порядке. Но даже если у него самого были какие-то проблемы, то создавать проблемы другим он пока что не умел. Не научился, не хотел или не мог – это тоже была только его собственная проблема.
– Ну, и как общее впечатление? – спросил напарника Беккер.
– Врачи в порядке.
– Согласен.
– Значит, источник заражения внутри особого отделения.
– Верно.
– Ну, а если так, то занесли вирус, по всей видимости, санитары. Вместе с доставленными образцами. Уровень подготовки не позволяет санитарам определить меминвазию. А врачи из особого отделения, видимо, были чем-то заняты в этот момент. Зараженный мемплекс сработал как противопехотная граната, поразив всех, кто находился поблизости. И – все. Остановить процесс аутодеструкции было уже невозможно.
– Как рабочая версия – годится.
– Значит, наша задача – выявить и локализовать источник меминвазии.
– А он должен быть там, потому что до нашего прихода двери особого отделения были заблокированы.
– Кстати, коллега, вам не кажется странным тот факт, что, прежде чем отдать аутодеструктивный приказ, зараженный мемплекс приказал патрульным заблокировать выход из отделения?
– Пока нет. Прежде чем говорить о странностях того или иного мемплекса, я должен понять его цель, причину его появления и пути распространения.
– Резонно. – Беккер бросил взгляд на Инолиньша. – Идемте, доктор… Вы ведь не против, чтобы я называл вас просто «доктор»?
Вообще-то Инолиньш терпеть не мог, когда его называли просто «доктором». Все равно кто – коллеги, пациенты или их родственники. Но на сей раз, как ни странно, предложение криминалиста не вызвало у него отторжения. Более того, в сложившейся ситуации оно показалось вполне разумным и более чем уместным. Ну, в самом деле, чем плохо обращение «доктор»? Звучит нормально. К тому же, поскольку среди них троих он один имел медицинский диплом, сразу становилось ясно, кому оно адресовано.
Инолиньш хотел было сказать, что не имеет ничего против того, чтобы его называли «доктором», но вдруг понял, что криминалиста не интересует его ответ. Задавая вопрос, он заранее знал, что доктор на него ответит. Это могло показаться странным, но так оно и было.
– Идемте, доктор, – повторил обращение коллеги другой криминалист.
Хотя куда, спрашивается, было идти? До входа в особое отделение – рукой подать.
– Можно задать вам вопрос?
Оба криминалиста разом оглянулись. Они ничего не сказали, но ясно было – они ждут вопрос.
– Почему вы не носите темные очки?
– Очки? – Ржаной потер пальцем переносицу, словно хотел убедиться в том, что он действительно без очков. – Зачем нам очки?
– Я полагал, что люди вашей профессии всегда носят темные очки.
– А… Ну, это, уважаемый, называется стереотип. А со стереотипами, так же как и с предубеждениями, следует бороться.
– Вы, доктор, полагаете, что мы должны носить темные очки, потому что уверены, что мы стремимся что-то от вас скрыть. На самом же деле это не так.
– Разве?
– Конечно. Мы ничего не собираемся от вас скрывать, доктор. К тому моменту, когда мы закончим, вы сами все забудете.
– В каком смысле? – непонимающе сдвинул брови Инолиньш.
– А вот увидите, – лукаво подмигнул ему Беккер.
Доктор растерялся. Складывалось впечатление, что криминалисты выставляют его дураком. Только, простите, перед кем? Или им самим это доставляет удовольствие? Да нет, не похожи они на парочку идиотов, готовых хихикать по любому поводу. А то и без оного.
– Зачем же тогда я вам нужен? – растерянно пробормотал Инолиньш.
– А вот это хороший вопрос, – убежденно кивнул Ржаной. – Вы, доктор, должны знать, когда тестируют новое лекарство, часть испытуемых получают не активный препарат, а пустышку-плацебо. Это так называемая контрольная группа. С показателями которой сравнивают показатели остальных испытуемых. Так вот, вы, доктор, будете нашей контрольной группой.
– Простите, я не понял вашу аналогию.
– Все очень просто, доктор. Нам нужно сравнить свое и ваше восприятие того, что мы увидим в особом отделении.
– Серьезно? – спросил все еще недоверчиво Инолиньш.
Ему по-прежнему казалось, что над ним могут подшучивать.
– А что, похоже на то, что мы сюда дурачиться пришли?
Ржаной остановился возле экрана переговорного устройства. С периодичностью в пятнадцать секунд изображение на нем менялось, последовательно переключаясь на каждую из пяти установленных в особом отделении камер. Это было сделано как раз на случай нештатной ситуации. Чтобы прибывшие спасатели могли, не входя в отделение, оценить степень опасности того, что там происходило.
