Бесконечное мгновение я просто стою столбом, чувствуя себя и, без сомнения, выглядя эпическим дураком.
– Она… она… возвращается? – не уверен, что сказал это вслух.
Глас воззряется на меня:
– Мне жаль, – говорит она, и я взрываюсь. Все напряжение в моей груди умножается с раскрытием этой тайны.
– Почему ты мне не сказала?! – кричу я на нее.
Глас с несчастным видом пожимает плечами.
– Не было ничего конкретного. Я не хотела обнадеживать тебя и не хотела… – она запинается. – Не хотела, чтобы ты напугался.
– Чего напугался? – спрашиваю я. – Она – моя мать!
– Но и Богиня тоже, – возражает Глас, – и вовсе не Богиня доброты.
– Как это понять?
– Надвигается война, Филиус. Король Кранов и Уличная Леди не поделят город. Фронтоны, водостоки и люки наполнятся кровью. Высь уничтожал ее королевство годами, разрывая и порабощая его, что бы он ни строил у Святого Павла, и ты не остановил его. Ты – ее сын, и ты не остановил его. Тот собор был ее драгоценной короной, а ты отдал его без боя. – Ее тон ужасающе нежен. Она старается, чтобы слова не прозвучали так, будто это моя вина.
– Я не мог помешать этому, – протестую я, теперь недоумевая и пугаясь. – Мне никогда не доставало сил…
Она утихомиривает меня, обвивая руками. Я чувствую тепло гниющего мусора.
– Понимаю, – шепчет она. – Подождать было правильно. Безопаснее. Но если Высь выступит против нас, мы лишимся и этой роскоши.
Мысли кружатся в голове. Голос Глас становится низким, настойчивым:
– Ты должен действовать, Филиус. Ты прав, я должна была сказать тебе раньше. Высь стал сильным – слишком сильным – без твоей матери. Нам нужна армия: Тротуарные Монахи, Зеркальная знать – старая гвардия. Мы должны пошевеливаться, или к тому времени, как прибудет Госпожа Улиц, Небоскребный Трон будет занят, и не тобой.
Но я едва слушаю. Все, о чем я могу думать, – это: она возвращается, она возвращается, она возвращается…
– Ты должна была сказать мне! – огрызаюсь я на Гаттергласс. Она пытается меня удержать, но я вырываюсь и убегаю.
Ожидая ее оклика, я оглядываюсь назад, но она просто смотрит на меня пустым взглядом: Гаттергласс – дух городских отбросов, нянька, которая заботилась обо мне вместо…
Она возвращается.
Я наблюдаю, как мусорное тело крошится, словно пепел, и опадает.
Глава 8
Бет стояла на Вендовер-роуд, наблюдая за знакомыми очертаниями Кары, двигавшейся за окном на другой стороне улицы.
Люди спешили мимо, возмущенно толкая ее. Женщины были одеты дико контрастно: джинсы и кроптопы, хиджабы, иногда – паранджи. Был конец дня, с рыночных прилавков убирали дешевые DVD-диски и пластиковые часы. Мужчины вели бурные беседы в застекленных ресторанах над тарелками бирьяни или смотрели хоккей телевизорах с приглушенным звуком. В воздухе плыл аромат карри, пряностей и перезрелых фруктов.
Все кричало «Кара» так громко, что Бет начала задыхаться. Перенеся вес на другую ногу, она передумала в четвертый раз.
Все, что ей нужно было сделать, так это закричать – возможно, всего лишь одно слово. Окно Кары открыто – она услышит. Всего одно слово – и та спустится вниз, и они сядут, прислонившись спинами к кирпичам в соседнем переулке, и Кара отговорит Бет ото всех безумств, которые та планирует совершить.
Бет поднялась на цыпочки, почувствовав, как крик растет внутри нее…
…но снова остановилась, ощутив во рту привкус, тот же, что появился в кабинете Горкасл, заставивший ее сплюнуть, заставивший перехотеть, чтобы Парва Хан была рядом.
Меньше, чем день назад, она бы думала, что Кара поверит ей. Она бы доверила Каре право доверять ей.
Теперь доверие было разрушено, и осознавать это оказалось все равно что жевать фольгу.
Кроме того, девушка не знала, будет ли Кара с нею разговаривать.
Би, ты сделала еще хуже.
От воспоминаний о каменно-безжизненном тоне Кары Бет захотелось развернуться и броситься прочь с ее улицы.
Но она не могла уйти, не сказав своеобразное «прощай», неважно, как бы сильно какой-то маленькой измученной части ее этого ни хотелось. Бет сунула руку в карман и потерла большой палец о лежащий там черный мелок.
Пунктир, появившийся вокруг входной двери в дом Кары, при ближайшем рассмотрении был картинками: крошечные поезда с разрядами электричества под колесами. Бет вывела эту маленькую процессию за угол, в переулок, будто след из крошек.
И там, на кирпичах рядом с металлическими мусорными баками, нарисовала лицо Кары – улыбающееся, любовно прорисованное. Прощальный подарок.
Дневной свет выцвел, замигали фонари. Бет изо всех сил сосредоточилась на том, что сказал парень: «Ищи меня в преломленном свете». Она весь день проломала голову над этой загадочной фразой.
«На танцах, где свет служит музыкой, где бег Рельсовой химеры бьет в барабаны».
Девушка перебирала его слова, прощупывая их смысл. Они звучали пугающей невнятицей сумасшедшего, каковой, призналась она самой себе, вполне возможно, и были.
Бет вспомнила потрясение от того, как он отпихнул ей, прикоснулась к ушибу под толстовкой и вздрогнула. Ее кожа, очевидно, была полна решимости сохранить воспоминание, как и ее мозг.
«Подумай, Бет: что ты о нем знаешь? Итак, он бегает среди ночи по лондонским железнодорожным путям без рубашки и ботинок, но с чертовски большим металлическим прутом, бормочет беспредельно загадочную чепуху о свете, музыке и чудовищах и рискует быть расплющенным пятисоттонным разъяренным поездом, только чтобы спасти тебя. Согласись, непохоже на характеристику кого бы то ни было, обремененного здравомыслием».
Она осеклась, но потом ее поразила мысль: что, если указания вовсе не были загадочными? Он выглядел не просто тем, кто спит на улицах, но тем, кто делает это всегда. Бет осенило: названия улиц и номера домов могут быть бессмысленным кодом для того, кто никогда не жил ни в одном из них.
Что если он рассказал Бет, где его найти, настолько понятно и просто, насколько мог?
Бет облизала губы, терзая память в поисках подходящего места. «Где бег Рельсовой химеры…» Это должно быть рядом с железнодорожной линией. Он уточнил, что она из Хакни, что сужает круг поисков. Бет заволновалась сильнее, обдумывая его слова. И все же: где свет служит музыкой?
В памяти всплыло: железнодорожный пешеходный мост, заросший ежевикой, с досками, покрытыми броней жвачек, ставших тверже бетона. Место встречи, которым она поделилась с Карой, где они обменивались сладостями и секретами.
Когда внизу проносились поезда, колеса стучали по рельсам, словно барабаны.
