Бет закрыла глаза, вспоминая лицо Кары:
– Благодаря ей я становилась храброй.
– Что? – его голос прозвучал озадачено. – Ты и сама по себе храбрая. Безрассудно храбрая, самоубийственно храбрая. Иначе никогда бы здесь не оказалась.
Бет тронула его растерянность:
– Не-а, – возразила она, – просто я никогда не была достаточно умной, чтобы бояться. А разве можно быть храброй, если не боишься как следует? Кара всегда говорила: «Только те люди, которых ты любишь, могут напугать настолько безумно, чтобы пробудилась настоящая смелость». Может, она кого-то цитировала, но, зная ее, может, и сама придумала. Она боялась всего, особенно высоты, но все равно поднималась со мной на любую крышу.
Бет махнула рукой на гулкую ночь под ними.
– Однажды ночью мы расписывали крышу в Камберуэлле. Лил дождь, и черепица стала скользкой и блестящей, прикидываешь? В ней отражалась луна, и это было прекрасно… – Бет почувствовала, как воспоминания сдавливают горло. – Но было скользко, и Кара упала. – Бет потерла кончики пальцев; она по-прежнему чувствовала шелк Кариного хиджаба, за который вцепилась, когда ее подруга скользнула вниз.
– Темза! – выругался Фил. – Она умерла?
– Слава Богу и твоей Матери, нет. Шестью футами ниже оказалась еще одна крыша. Она даже ничего не сломала. – Бет фыркнула. – Сплошные хеппи-энды. Но на секунду, самую долгую в жизни, я думала, что потеряла ее. Я никогда так не боялась. В том единственном ударе сердца было столько одиночества, что хватило бы до скончания времен. Она была той, о ком я заботилась больше всего на свете, и я думала, что потеряла ее, – а хуже всего было то, что Кара не потащилась бы на эту треклятую крышу, если бы не я.
Бет почувствовала, как, притягивая ее ближе, на плечо легла жилистая рука. Почувствовала шершавую кожу и спутанные волосы, прижавшиеся к ее щеке.
– Ты не можешь даже приблизительно представить, каково это, – проговорила девушка.
– Очень даже могу. – Прежде, чем продолжить, Фил немного поколебался. – Я чувствовал себя точно так же, когда увидел тебя в огне.
Она поцеловала его – прежде, чем успела разрешить себе подумать об этом. Губы Бет прижались к его губам, и на мгновение девушка как никогда ярко ощутила покалывание в каждом дюйме ее тела. Загрубевшие пальцы коснулись ее шеи.
Ни один из них не растаял в поцелуе; вместо этого они удерживали его, электрически тихо, боясь, что другой отстранится, но не отстраняясь.
В конце концов, Бет разорвала прикосновение. Кожа Фила была горячей, когда девушка уткнулась в нее лицом.
– Ого, – Фил задыхался. – Это было… это было…
«Странно? Чудесно? Пугающе? Горячо? – Бет нервно облизала губы. – Он думает, что было так себе? Нет, конечно, нет, возможно, он никогда не целовался с человеком, значит, и сравнивать не с чем. Но все же, та девушка-лампочка, они выглядели близкими, возможно, даже были влюблены…»
Слово ошарашило ее: любовь. «О боже, Бет, – в панике подумала она. – Что, если это… если это…»
Откуда ей знать?
«Любовь». Внутри образовалась пустота: в голове, со стеклянным звоном, билась всего одна мысль.
«Любовь…»
Мысль ей не принадлежала.
Глаза Бет широко распахнулись. Она недоверчиво завертела головой. Крошечный паучок свисал с вентиляционного отверстия кондиционера на проволочной паутинке. Не больше обыкновенного домового паука, он переливался стекловолокном и шипел помехами.
«Любовь…»
– Фил! – воскликнула девушка и бросилась на паука со скоростью химической реакции. Руки сомкнулись вокруг него.
– Что? Что? – он вскочил, с копьем наизготовку.
Голос Бет перешел в возбужденное шипение:
– Это один из них — один из пауков! Я чувствую, как он ползает по моим пальцам. Ой! Как будто чертополох перекатывается… Фил, не стой, блин, столбом, помоги мне!
Он просто взмахнул копьем.
– Отпусти его, Бет.
– Что? Ты спятил? – возмутилась Бет. – Это один из тех пауков. – Никуда я его не отпущу, он мне лицо обглодает.
Фил нахмурился:
– Балковые Пауки не обгладывают лица.
– Для меня сделают исключение – уж очень я симпатичная.
– Гм… эм… да, – помявшись, согласился он.
– Что-то не вижу энтузиазма! – огрызнулась девушка. – Ты же целовал…
– Бет, серьезно…
– Они убьют нас, – упрямо заявила Бет.
– Один паучок? Против нас двоих? – парень склонил голову. – Отпусти его.
Бет уставилась на него:
– Подойди и встань здесь, – распорядилась девушка.
– Что?
– Если ошибаешься, пусть объедают твое лицо, – пробурчала Бет.
– Отпусти его Бет, – спокойно повторил Фил.
Девушка понемногу отняла ладони на полдюйма от металла и заглянула под них.
Ножки-иголочки мерцали.
«Любовь, – весело прошептал ломкий голос у нее в голове, – странная, чудесная и пугающая любовь…»
– Заткни его, – попросила Бет парня, убирая руки.
Фил присел напротив паука на корточки и склонил голову набок, словно слушая.
– Говори, – сказал он через мгновение, – пусть Бет услышит.
– Странная, чудесная… – тонкое бормотание внезапно прервалось, и заговорил другой голос. – Так вы живы, – в словах безошибочно читалось неодобрение. – Вас обоих труднее сдвинуть с места, чем вывести пятно от карри, – из паука звучал голос Гаттергласс.
– В основном они высасывают голоса. – Фил не отрывал взгляда от существа, шепча Бет на ухо. – Но время от времени можно убедить их выплюнуть один из них, пообещав не остаться в долгу.
– Вы оба исчезли почти на весь день, – плакалась Гаттергласс. – Чем, во имя Темзы, вы занимались?
Они обменялись взглядами, а потом разразились одновременным приступом смущенного покашливания.
– Ничем таким, – заверил Фил.
Гаттергласс скептически фыркнула:
– Отлично. Что ж, пока вы двое шлялись по докам, я потихоньку занималась вербовкой. Вы будете счастливы узнать, что теперь к нам присоединились настоящие воины: часть Тротуарных Монахов – меньшинство, надо признать, но значимое – прозрела. Они пришли под номинальным командованием одного из ангелокожих, Иезекииля. Вы знали, что он и вправду может летать? Известковые крылья и все в таком духе. Престранное зрелище. Он сказал, ты можешь повести его каменный полк, если захочешь, – от речи веяло самодовольством. – Неплохо, да?
Лицо Филиуса вытянулось:
– Иезекииль? А как же Петрис?
