– И для заключения нового ряда мы поставим иные условия. – Володислав будто услышал его мысли. – У меня жена из русского рода. Будет справедливо, если у киевского князя будет жена древлянского рода.
– Киевский князь женат.
– Я говорю о будущем киевском князе! – Володислав начал горячиться под спокойным взглядом этих глаз, в которых отражался почему-то дурак дураком. – У Ингвара есть сын, он уже почти взрослый. У меня есть дочь…
– Ты что такое говоришь? – От изумления Предслава сама не заметила, что перебила мужа. – У них родство в пятом колене, им нельзя жениться! Только дети их, может быть…
– Считать научись, баба глупая! – крикнул Маломир, недовольный ее вмешательством. – Восьмое колено у них через Вещего!
– А через деда моего Ульва – пятое! – не сдавалась покрасневшая Предслава. – Святша мне двоюродный брат, а Малка ему – двоюродная племянница. Пятое колено!
– Тьфу! – Маломир едва сдержался из уважения к чуру и священному месту, чтобы не выразиться похуже.
Обсуждая это вчера с племянником, они упустили из виду, что дети Володислава и дети Ингвара в родстве сразу по двум линиям, и по одной – на несколько поколений ближе, чем по другой.
– Ну так… у тебя у самого сыновья есть! – сообразил Володислав, поглядев на Мистину. – И у них с моей Малкой – восьмое колено родства. Им можно обручаться, чуры не в обиде будут.
– Мала еще твоя дочь, рано ее сватать…
– Мы с женой моложе были, как нас сосватали.
– Но, выйдя за моего сына, твоя дочь не станет княгиней в Киеве.
– Ты займешь место Свенгельда, – как о решенном деле, сказал Маломир. – И мы хотим, чтобы в Свинель-городце сидела наша родня, а не вороги жадные. Будем одним родом жить, в мире и ладу.
– Вам гадали? – осведомился Мистина.
– Что?
– Боги вам открыли, что именно я займу место моего отца? Я пока еще ничего об этом не слышал.
– Вот как? – Володислав неподдельно удивился. – А кто же тогда?
– Все же тот рыжий? – прищурился Маломир. – Ингорев брат?
– Это решение примет Ингвар, когда вернется из степи. Я полагаю, этой осенью он сам приедет сюда за своей данью, дабы убедиться, что смерть моего отца не повлияла на нашу дружбу, лад и согласие.
– Мы более половины от прежнего давать не будем! – отрезал Маломир. – Так и скажи князю твоему. Ты сядешь в Свинель-городце, или рыжий тот, или леший кривой! Миновало то время, пока вы с нас три шкуры драли, так и скажи у себя в Киеве! И речи наши Ингорю передай.
– Я передам князю ваши речи. – Мистина встал, и вместе с ним встали десять человек вокруг него. – Но я бы советовал вам приготовить дань в прежнем размере. Умер мой отец – больной старик. А вся его дружина, как и дружина Ингвара, – жива и здорова. Боюсь, вы забыли об этом… от огорчения. Так пусть же возвращение в память не будет вам стоить огорчений куда больших!
– Войной нам грозишь! – Маломир тоже вскочил, а за ним и Володислав. – Да мы вас не боимся! Больше вам крови нашей не пить! Владели древляне полянами, скоро опять будем владеть! Не век вам красоваться!
– Вы все-таки забыли кое-что! – Мистина чуть повысил голос, но оставался спокоен. – Древляне завладели полянами после того, как по земле полянской прошел с войском Дир, сжег десять их городов, перебил мужчин, захватил в плен детей и женщин, а сам ушел в Корсуньскую страну. Ваши прадеды пришли на разоренную землю, не способную за себя постоять, но не вам она покорилась. И вы владели ею лишь до того, как русы пришли вновь. На сей раз привел их Олег Вещий. Он дал новую жизнь земле полян. И его род оттуда не уйдет. Не уступит ничего, за что проливали кровь предки русов. Вы уже на опыте убедились: не стоит становиться у них на пути. Отвага не всем приносит пользу: умный человек отвагой прокладывает путь к вершинам, а заносчивый глупец роет себе же яму.
– Мы еще посмотрим, кто из нас глупец! – уже не сдерживая злобу, закричал Маломир. – У вас, русов, руки слишком длинные – надо бы укоротить!
– Уж не хочешь ли ты наброситься на меня прямо здесь, перед ликами ваших богов и чуров? – усмехнулся Мистина. – Прошло всего шесть лет с тех пор, как вы здесь же, перед этими же капами, клялись соблюдать договор.
– Мы разрываем договор! – Володислав схватил со стола свою княжескую кунью шапку, покрытую красным шелком, и швырнул на пол к подножию идола. – Чуры наши больше обиды не стерпят!
– Как бы им не заплакать тогда по своим детям, – мягко и с явным сожалением ответил Мистина. – Я вижу, сегодня вы слишком разгорячились для разумной беседы, поэтому мы, пожалуй, пойдем. Но когда остынете, буду рад видеть ваших посланцев в Свинель-городке.
Он первым направился к двери, десять оружников – за ним. В святилище никто не принес мечей. Однако, повернувшись к древлянам спиной и без лишней поспешности выходя из обчины, Мистина не боялся, а скорее жалел, что в священном месте они не посмеют наброситься на русов. Иначе маленький Добрыня, весьма вероятно, стал бы князем уже сейчас.
* * *
Муж потом ругал меня на все корки. Вспомнил все те побранки, которыми угощала меня прежде его матушка. Взял было за плечи и начал трясти: я думала, поколотит, да Малка подняла рев, а Добрыня принялся тузить его кулачками по ногам и вопить: «Пусти мамку!»
Я молчала и не противилась: заслужила. И зачем, спрашивается, выставила мужа дураком перед Мистиной? Могла бы и смолчать. Мистина и сам бы ему напомнил, в каком родстве наши дети, а если не он, так Эльга никогда не пошла бы на такое обручение. Так что и Добрыне, и Малке ничего подобного не грозило. Но это я уже потом сообразила, а там, в обчине, уж слишком испугалась. Не благословляют боги такие браки – ближе седьмого колена родства. Не родится от них доброго приплоду…
Уже на другой день я послала за бабами, и мы пошли прибираться на Святой горе перед жатвенными праздниками. Вымели все полы в обчине и на площадке перед идолами, вычистили печи, выскребли столы. Протерли капы. Даже бабы за работой толковали о разрыве договора: дескать, теперь заживем по-новому, от дани избавимся, а там, глядишь, снова с полян будем брать… Моровляне, дескать, помогут…
– Бабы, не городите чепухи! – Я скоро не выдержала. – Моему отцу не до того, чтобы разбирать споры между Киевом и нами, да и прав у него таких нет. Киев ему не данник! Или вы с Киевом воевать хотите?
Но они лишь посмотрели на меня с осуждением, в глазах их ясно читалось: «русское отродье». Они думали, будто я их обманываю и хочу лишить лучшей жизни!
Но чем виноваты бабы, когда у нас в избе и у Маломира шли те же разговоры? Я не могла взять в толк, почему все думают, будто смерть Свенгельда меняет уклад, основанный еще Олегом Вещим. Хотя и знала: за века противостояния древляне накопили столько досады на полян и тем более на покоривших их русов, что никаких разумных причин и не нужно. Они хотели перемен и уже поэтому верили, что желанные перемены на пороге. И почему-то никто не думал о цене, которую придется за это заплатить. В последний раз они были биты восемнадцать лет назад, но помнившие те битвы старики уже перемерли, зато тогдашние мальцы стали отроками, а отроки – молодцами. И все считали, что, дай им только случай, они этих русов вышвырнут вон и в Киеве вновь сами сядут господами.
