Логи-Хакон опустил голову, и Мистина отметил: приревновали не напрасно.
– И еще я тебе кое-что скажу. После похорон отца я хотел отослать мою семью – и сестру – в Киев. И отправил с ними пять своих отроков и десять отцовых. Но совершил ошибку. Потому что отцовы люди сговорились с древлянами и захватили мою семью по дороге. И спрятали, сделав заложниками.
– Что? – Теперь уже оба брата взвились на ноги и вытаращились на него.
– Дружина моего отца пыталась убить твоего брата! – внятно, будто тот плохо понимал, сказал Мистина Ингвару. Потом повернулся к Логи-Хакону: – А потом эти же люди похитили мою сестру, отдали древлянам, и теперь древляне ее где-то спрятали и там держат. Эти люди стоят станом за Иржой, через перелесок. Их шесть десятков. Вам объяснить еще что-нибудь, сыновья Ульва?
Ингвар открыл рот, потом закрыл. Оглянулся на своих гридей у двери, потом резко повернулся и бросился вон.
Мистина сделал знак своему отроку. Тот подбежал – с изумленным лицом, не зная, как это все понимать.
– Беги к нашим. Тихо – очень тихо, без шума, объясни: ни во что не вмешиваемся. Наша задача – уцелеть и ни во что не ввязываться. Пошел!
Отрок выскочил за дверь. Логи-Хакон взял свой плащ и торопливо пошел вслед за братом. Мистина снова сел и привалился к стене.
Разговор с братьями-князьями пошел не так, как он предполагал. О главном он не успел сказать ни слова. Но, похоже, третья трудность, камнем висевшая над его головой, будет разрешена куда быстрее, чем он надеялся.
Только бы Сигге Сакс не успел поднять дружину и отступить, поняв, что заложники, через которых он держал Мистину за горло, похищены и из его рук выбито оружие. Но нет – для этого он слишком самоуверен.
* * *
– Пойдем за грибами! Ну пойдем!
– Мы вчера ходили.
– Вчерашние мы съели!
– Богашка ушел за грибами, что же вы с ним не попросились?
– Он рано ушел, – обиженно пояснила Держана. – Мы спали еще…
– Ну сходи с ними, – попросила Соколину Ута. – Чего им делать целый день?
Соколина вздохнула:
– Опять в подол собирать, да?
– А я на прутики нанижу! – Велесик торжествующе запрыгал сперва на одной ноге, потом на другой.
– Они у тебя все развалятся, будут не грибы, а каша.
– Я попрошу парней, чтобы сплели вам по лукошку, – пообещала Ута.
Она и сама страдала от безделья в избушке посреди болота. На ее долю оставалось приготовление еды, но дети целыми днями маялись, не зная, куда себя деть. Девочки делали себе кукол из веток и листьев, и даже Велесику пришлось играть с ними – товарищей-мальчиков взять было негде. Даже пойти погулять было некуда – кругом болото. Только Соколина за прошедшее время изучила окрестности и знала несколько сухих гривок, где можно было пройти, не особенно замочив ноги, и даже набрать грибов.
Ута часто просила ее вывести детей погулять. Здесь кругом слишком много нежити, а нежить чует, когда человек мается. И дразнит его тем, в чем нужда. Ута строго предупредила детей: если увидите рядом ребятню, будут в игры веселые звать – не ходите с ними, это будут навки!
Соколина охотно бродила по лесу, но не очень любила брать с собой племянников. А ведь когда-то так весело возилась с Добрыней и Малушей! Сама была дитя дитем… А теперь ей было о чем подумать, и необходимость следить за мелюзгой лишь отвлекала. Казалось, сто лет прошло с тех пор, как она учила Добрыню стрелять и увидела на том берегу Логи-Хакона…
Иной раз, когда Соколина сидела под сосной, глядя вдаль на болото, ей вспоминалось, как Логи-Хакон предстал перед нею в первый раз – на другом берегу Ужа, в красной рубахе и ярком плаще, на рыжем, как огонь, коне… Тогда они еще посмеялись с Предславой, не бог ли это – Хорс или Локи…
Вот если бы он и сейчас так же выехал из-за тех сосен… Проплыл бы над осокой и топью, будто солнце, спустившееся к земле, пламенное божество света… Конечно, по этому болоту конь не пройдет, но божеству это все равно… И привел бы дружину. И посадил бы ее, Соколину, на своего коня, и увез бы отсюда, с этого клятого Игровца… куда-то далеко… в какой-то счастливый светлый край… Ну, пусть даже и в Волховец, почему бы и нет?
Теперь Соколине было не совсем понятно, почему она так ополчилась против Логи-Хакона, когда он гостил у них в Свинель-городце. В нем же не было ничего плохого. Напротив: если подумать, не много она в жизни знавала настолько же приятных и достойных людей. Он хорош собой, знатен родом, учтив, умен… проявил бездну терпения к Свенгельду, который, да, надо признать, был далеко не столь любезен.
Отец принял его в копья, потому что приревновал. Кого? Да само будущее, жизнь, в которой его, старого Свенгельда, уже довольно скоро не будет. Которая уже перешла в руки вот этих молодых вождей, что постоят у его могилы да и пойдут дальше, за новыми подвигами и славой, кои ему не дано разделить. Отроки приревновали его к Соколине. Древляне поняли тщету своих надежд на послабления после смерти Свенгельда…
А она, Соколина… Логи-Хакон поразил ее тем, как не похож был на тех людей, среди которых она выросла и к которым привыкла. Будто огонь, сперва он напугал ее яркой вспышкой, а потом ее потянуло к его теплу… В те дни она в глубине души стыдилась и того, и другого и даже себе не хотела признаться, что, если бы она все же собралась когда-нибудь замуж… то жениха лучше не смогла бы и придумать. Но лишь когда она узнала, что его жизни грозит опасность, она осознала, как мало он заслуживает такую бесславную участь.
Только о том она сейчас и вспоминала с гордостью: что не побоялась отца, не смутилась бросить вызов отрокам и нарушила их замыслы. Спасла Логи-Хакона… даже приняла назначенный ему удар на себя!
В те хмурые дни перед похоронами отца она очень много думала о том происшествии на лесной тропе. Будь на ее месте Логи-Хакон, сидящий в седле повыше, ему натянутая веревка сломала бы горло, и он упал бы на те кусты уже мертвым. При мысли об этом ее и сейчас пробирала холодная дрожь. И Соколина невольно расправляла плечи и выше поднимала голову: она спасла его от смерти и тем искупила иные свои причуды.
Но другая предназначенная ему смерть – та, что таилась в негодной рогатине, – все же нашла себе жертву. Выходит, напрасно Свенгельд сомневался в удачливости Логи-Хакона. У молодого соперника удачи оказалось побольше, чем у старика. Возможно, удача именно в те дни и перешла от одного к другому.
Но знает ли Логи-Хакон, что смерть подстерегала его со всех сторон и что его удачей послужила Соколина? Почувствует ли благодарность, если узнает? Или дочь рабыни ему безразлична, даже если он остался жив благодаря ей?
Но нет. Она вспоминала его взгляд, и в груди разливалось тепло. Он смотрел на нее не как на рабыню. И разговаривал с нею как с дочерью знатного человека, достойной уважения, – в тот вечер их дурацкого «свидания» за углом гостевого дома.
