Вокруг, мертвые и умирающие, лежали те люди, которых он мог бы назвать своими братьями. Их создал его отец – «сделал людьми… или чем-то похожим на людей», как говорил сам Свенгельд. Собрал тех, у кого не было рода. Тех, кто оставил свой род, чтобы следовать за отважным и удачливым вождем. Стал их отцом, сделал их, сирот и изгоев, единым родом, где все друг за друга. И они были верны ему – до смерти и после смерти. Как в сказаниях. Как те воины древности, которые считали позором уйти живыми с поля битвы, где пал предводитель.
Мистина не хотел такого исхода для дружины своего отца. Почему же так вышло? Почему он привел их на смерть… и не жалеет об этом?
Эти люди были верны своему вождю и себе. Но их вождь мертв, а их время миновало. Среди вождей с их верными дружинами появился сильнейший. Имя ему – Русская земля. И они стали лишними. Преградой у него на пути. Они пытались жить в прошлом, не считаясь с требованиями настоящего. А значит, прошлое утянуло их за собой в темноту. Под землю. По-иному и быть не могло.
– Предатель… – раздался хрип почти из-под копыт его коня.
Мистина опустил глаза. Там лежал кто-то из братьев Свеновичей: Туробор, кажется. Грудь его была в крови, и при каждом выдохе кровавая пена показывалась на губах. Опирался он на спину еще кого-то – уже неподвижного.
– Нет, – Мистина покачал головой. Больше он не шевельнулся и не подал знака отрокам, понимая, что рана смертельна и перевязок не требуется. – Вы первыми предали меня, когда украли мою семью. И ошиблись, когда попытались силой управлять мной. Сыном вашего вождя…
Это был не упрек. Это было объяснение, почему они потерпели поражение. Потому что Мистина был сыном Свенгельда и сполна унаследовал те качества, ради которых дружина хотела привлечь его на свою сторону. Которые делали его острым клинком, о который при неумелом обращении можно порезаться.
И вот их больше нет. Если кто-то и выжил, бежав с поля, это уже не важно. Свенгельдова дружина перестала существовать как сила, с которой нужно считаться. Два хищника схватились над добычей, и победил сильнейший. Ингвар отстоял свое право на древлянскую дань.
Теперь осталось отстоять его перед самой Деревлянью.
Мистина повернулся к своим отрокам:
– Зовите наших и собирайте раненых. Всякому сразу говорите: или я выкупаю его у Ингвара, лечу и беру к себе, но уже на моих условиях, или Ингвар продает их всем гуртом жиду Манару, а дальше Волжский путь – Хвалынское море – Серкланд.
Мистина опустил взгляд к Туробору. Тот уже не дышал: лицо застыло, кровь на губах сохла.
Тронув коня концом плети, Мистина поехал искать Ингвара.
* * *
Великий и светлый князь русский сидел на земле, а Сигвальд Злой перевязывал ему раненую руку. Возбуждение битвы едва спадало, Ингвар раскраснелся и тяжело дышал. Его лицо с приоткрытым ртом и приподнятыми бровями приобрело несколько недоумевающее выражение, но это была лишь видимость: именно сейчас, сидя на краю поля выигранной битвы, он очень хорошо все понимал в своей жизни.
– Сильно? – Мистина спешился и глазами указал на рану.
– Да так. Ну чего, йотуна мать?
– Теперь ты можешь спокойно собирать твою дань. – Мистина раскинул по земле полу толстого некрашеного плаща и сел на нее рядом с Ингваром. – Я вам еще не рассказал…
Он кивнул подошедшему Логи-Хакону. Тот был невредим, только облизывал по привычке кровавую ссадину на тыльной стороне левой кисти – знакомую всем гридям «щитовую язву».
Логи-Хакон тоже сел рядом. Отрок поднес им кринку с водой, все трое по очереди приложились.
– Пива бы!
– Да уж!
– Да где тут?
– А ты у этих, – кивок в сторону веси, – не искал?
– Надо послать поискать. Чего мы тут, как псы, воду лакаем?
– Слушай! – с ласковым упреком сказал Мистина, как за ним водилось, когда он хотел внушить великому князю нечто важное, что тот важным не считал. Все было как всегда. – Пить рано. Древляне брыкаются.
Сидя на земле и держа на коленях кринку, Мистина рассказал, как Володислав пытался разорвать договор, как он убедил древлян решать дело положенным путем, назначив на зиму сбор веча и обсуждение нового договора. Ингваровы гриди, сидя на земле вокруг них, ржали как кони, слушая про похищение древлянских баб во главе с самой княгиней.
– Я останусь здесь и за зиму уломаю их старейшин не отказывать от дани. Для этого придется поручить собирать ее им, пусть оставляют себе десятую куницу. А если не выйдет – тогда к весне у тебя должно быть войско, которое отобьет у них охоту воевать. Я к тому времени вывезу отсюда семью. Если они порешат отказаться от дани и пошлют к тебе послов обсуждать новый договор – уеду сам.
– Так что с семьей? Где Ута?
– Теперь это знает только Гвездобор. Думаю, с ним я договорюсь. – Мистина встал и отряхнул плащ. – В крайнем случае прихватим у него баб и мальцов. Их тут полная весь.
Но его расчет не оправдался. Гвездобор исчез, увезя свою семью и челядь. Видя, как оборачивается дело, он решил не дожидаться, пока у киевского князя дойдут до него руки.
Оставшиеся в веси жители клялись всеми богами, что ничего не знают о том, куда Гвездобор мог увезти пленников. Назвали поименно всех, кто с ними ездил, но ни одного из этих людей не оказалось. Люди Мистины обыскали Малин-городец. Здесь им отчасти повезло: в клети нашли запертыми пятерых оружников – сопровождающих Уты. Голодных и грязных, но живых. Однако о судьбе боярыни те не знали ничего: не видели ее и детей с того часа, как пленников привели в Малин, поскольку мужчин и женщин держали в разных клетях. Отроки даже не знали, что тех уже увезли: все произошло тихо, без криков.
Вот теперь Мистина себя бранил последними словами: чем любоваться полем битвы, надо было сразу искать Гвездобора! Но тот взял лошадей, а не лодьи, а значит, умчаться мог в любую сторону света.
Ингвар в досаде предложил сжечь городец и весь, но Мистина не согласился.
– Пожаром горю не поможешь. Он теперь сам спрячется и будет со мной торговаться. Не надо его злить и запугивать. Напуганный дурак… йотун знает что сотворит, и хоть разорви я его потом лошадьми, это делу не поможет.
– Так чего будем делать?
– Ты зачем сюда пришел? – Злой Мистина воззрился на побратима. – Дань собирать? Ну, собирай!
Возле Малина войско разделилось. Логи-Хакон с половиной дружины возвращался на Тетереве, чтобы пройти по нему до крайних поселений древлян и назад к Днепру, а Ингвар с Мистиной и остальной частью гридей двинулся дальше по дороге к Коростеню, взяв себе Уж и часть течения Припяти. Убитых похоронили, и теперь только обломки щитов, разбросанные по полю, да слетевшиеся на запах крови вороны напоминали о том, что здесь киевский князь разбил дерзких, вообразивших себя его соперниками.
– Вот я погляжу на них… – бормотал Ингвар. – Кто там, йотуна мать, шапкой в чура мечет…
