– Может, она на ночь в лягуху оборачивается! – поддакнул младший брат.
– Всяко утро будешь весь мокрый вставать! – ржал стрый Тетерка, но это он, конечно, от зависти.
– Выпьет она из тебя силу, иссушит, загубит!
– Да не загубит! – поддержал сына Оладья. – По ней видать – здоровая девка! Нам работница такая пригодится!
– Да ведь приданого за ней – одна трава болотная!
– А может, она знает, где золото обринское! – Сестра, Купалка, вытаращила глаза. – Найдет нам – вот разбогатеем!
– Да убежит ведь!
– Не убежит! Главное дело, платок ее получше спрятать! Ты, мать, нипочем ей не отдавай платок, как бы ни просила!
– Смелый ты, братец! – восхитилась Купалка. – Мне вот дай в женихи Осиновца – нипочем не пошла бы, хоть он прямо с тем золотом приди!
Но потом с собрания отцов явился дед Доброчай, старший в роду. И все эти мечты закончились.
– Молод Коровайка еще жениться! – отрезал дед. – Обождет годок-другой, авось женилка не отсохнет. А навку мы… заместо дани отдадим.
– Чего? – изумилась вся родня.
– А того! За все Лосяшки на два года расплатимся, да еще на третий чуток останется. На те куницы мы тебе лучше хозяйство справим, тогда за тебя любая девка пойдет-побежит, – втолковывал Доброчай обиженному внуку. – И платки ховать не придется.
* * *
Ближе к вечеру ее наконец покормили. Соколина тогда была уже совсем обессилена – долгой трудной дорогой, неудобным ночлегом, холодом, голодом и жаждой. Но вот дверь бани, подпертую снаружи, отворили, вошли две бабы, две девки и парень – не тот, что ее поймал и чьим поясом у нее до сих пор были стянуты запястья.
– Не бойся, деточка, – умильно сказала ей старшая из баб, улыбаясь до ушей, но видно было, что ее саму трясет от страха. – Мы тебе зла не сделаем. Хочешь, развяжем тебя, покормим…
– Хочу! – рявкнула Соколина тихим, но свирепым голосом. Этого она в любом случае хотела. – И если вы меня сейчас в нужной чулан не выведете, налью прямо вам в бане!
Пока ее водили за угол, вокруг стояло с десяток человек – что твой частокол, горшков на головах не хватает! Еле укрылась в вялой крапиве, но, в общем, ей было уже все равно. Когда вернулись, на лавке стояла криночка молока, лежал серый хлеб и печеное яичко. Отрок уже растапливал печь.
– Ты поешь, – приговаривала баба, пока Соколина, давясь от жадности, уничтожала угощение. – Потом попаришься… одежу тебе получше справим…
Соколина слушала, насколько это не мешало жевать. Яйцо она едва не проглотила вместе со скорлупой.
– А потом? – пробурчала она с набитым ртом. – Чего делать будете?
– А мы… Наши мужики к твоей родне хотят послать, выкуп попросить.
– К родне? – Соколина вытаращила глаза и даже перестала жевать, боясь подавиться.
Откуда им знать о ее родне? И кого они считают за ее родню?
– Ну, у вас же там много богатства разного лежит… – Баба, стесняясь говорить прямо, помахала рукой в сторону болота. – Может, дадут нам малость… Горшок-другой… А мы тебя тогда назад и свезем.
Богатства там лежат, да. «Трое нас – я, Доброй да Пресиян, – вспомнилось Соколине. – В яме мы».
Мысль попытаться обменять навку у Дивьего Деда на обринское золото на совете мужиков и впрямь всплывала. Но умный дед Доброчай ее отверг: Дивий Дед обманет. Принесешь горшок золота – а дома глядь, там угли черные лежат. Нет, княжьим людям отдать! Это дело верное! Девять куниц уж точно надо платить, так уж лучше отдать то, что само задаром далось в руки. А что она навка, а не девка, русам знать не обязательно. Пусть забирают и платок ее, на первое время поможет. Упустят – сами себя пусть и винят.
Впервые за месяц Соколина наконец помылась как следует, в тепле, с веником и травами. Грязную и потасканную белую вздевалку бабы унесли – небось теперь будут всей толпой тыкать пальцами в тонкую фризскую шерсть, – а взамен принесли новую небеленую сорочку, плахту, свиту. Расщедрились даже на новые белые чулки-копытца.
Все это было бы хорошо. Но выйти ей дозволяли только до кустов и под строгим присмотром. Соколина воображала, как мужики ходят по болоту, выкликая Дивьего Деда и предлагая ему обмен – навку на горшок обринского золота. Да они хоть знают, что это такое, как оно выглядит, золото? Только вот она сомневалась, что Дивий Дед откликнется. И что тогда? Не будут же они вечно держать ее в этой клятой бане?!
Так прошел день. Еще день. С утра до вечера и даже часть ночи Соколина сидела под окошком, прислушиваясь к голосам и шагам. Часто вскакивала и принималась расхаживать по своему узилищу. Выбралась, называется! И чем ей это помогло? Чуть раньше или чуть позже по окрестным весям разлетится слух, что в Лосяшках поймали навку, и тогда сюда сбегутся желающие потаращиться. В том числе и кто-то из Ходимовичей, если не сам старейшина Навкиного края. Ходима ее узнает. И поймет, что не к Ящеру она ушла…
А на третий день ближе к вечеру поднялся шум. Соколина даже испугалась: судя по крикам, на Лосяшки напал неприятель. Увидеть она ничего не могла: баня стояла на отшибе и глядела оконцем на близкую опушку. И сколько она ни бегала от оконца к двери, сколько ни кричала – наверняка же поблизости сидят сторожа, – никто не откликался.
Соколина уже устала метаться, когда ее вдруг осенило. Да это же княжья дружина! Они пришли за данью!
Она снова метнулась к двери.
– Отворите! – Соколина принялась молотить кулаками о дверь. – Выпустите меня!
Она кричала и стучала, пока не отбила кулаки. Потом затихла, чтобы передохнуть, и услышала поблизости шаги.
Отскочила к оконцу. Шаги и голоса раздались совсем близко – и это были не бабы, а мужчины.
Дверь заскрипела. Соколина вдруг испугалась и отпрянула. Заглянул здешний дед – борода по пояс, потом кивнул ей:
– Выходи, дочка. Приехали за тобой.
Соколина шагнула вперед. Медлить не было смысла. Еще пара шагов – и она или спасена, или пропала.
Она шагнула из низкой двери, разогнулась.
Перед ней, в трех шагах, стоял мужчина в сером плаще, сколотом на правом плече круглой бронзовой застежкой. Рыжие, давно не мытые волосы были заплетены в косу.
Соколина ахнула и застыла. Рыжий переменился в лице.
– Хакон… – прошептала Соколина.
Она была потрясена этой встречей, но все же понимала, что она происходит на самом деле. Ничего удивительного, если сборщиков дани возглавляет князев брат.
Он все-таки приехал за ней. Не так, как ей мечталось под сосной, но все же приехал. И с дружиной…
Логи-Хакону пришлось сложнее: ему обещали заплатить дань за два года девкой и уверяли, что девка здоровая и хорошая. Он не верил: Лосяшки вроде с голоду не пухнут, чтобы хороших девок отдавать в чужие люди. Видать, испорченная какая-нибудь. Но такого он не ожидал. И не верил своим глазам.
